Рэнджер обернул к напарнику распухшее, покрытое ссадинами лицо.
- Этот козел Ковальский сказал, что они хранят оружие в церкви. Значит, должна быть какая-то секретная комната или подвал...
- А-а. Я бы не стал особо полагаться на слова мистера Ковальского.
- Ага, лучше валяться на лавке, задрав копыта, и ждать, пока нас прикончат.
Колдун покосился на собственную ногу, закинутую на спинку скамьи. Ботинок на ней изрядно запылился. Натуральная кожа, «Гуччи» милитари-стайл с высоким голенищем, пятьсот фунтов золотом. К счастью, охотник не слишком разбирался в моде, иначе образ парнишки из бедной семьи сильно бы пострадал.
- Должен заметить, и не примите мои слова за упрек, что нас заперли в этом храме благодаря вам.
Хантер угрюмо зыркнул на Колдуна.
- И что, по-твоему, я должен был спокойно смотреть, как этот старый детоубийца хоронит ребенка живьем?
- Да, - без секунды колебания ответил Колдун. - Должны были, если я что-то понимаю в людях. Я бы даже не удивился, если бы вы поучаствовали в процессе...
В два прыжка Хантер очутился рядом и сгреб Колдуна за ворот.
- Послушай, щенок, и заруби на носу - я, может, и плохой человек, но не терплю, когда при мне мордуют детей.
- Тогда отпустите мою рубашку.
Хантер отпустил рубашку, уселся на лавку и ухмыльнулся.
- Какое же ты дитя? Прав был андроид - ты старая, скользкая гадина, прячущаяся под мордашкой шестнадцатилетнего пацана.
- Если быть точным, восемнадцатилетнего пацана, - ответил Колдун. - Умножать на три я умею.
Охотник скривился.
- Опять твои фокусы? Лучше подумай, как нам отсюда выбраться.
Колдун улыбнулся и тут же пожалел об этом - разбитая губа опять закровила.
- Выбраться? Очень просто. Ревнители чистоты нас сами выведут. Не в церкви же они будут проводить всесожжение.
В церковь их притащили добрые жители деревни, потому что перемещаться самостоятельно ни Колдун, ни Хантер в тот момент не могли. Когда Колдун очнулся, он обнаружил над собой высокий, перечеркнутый балками свод. В забранные железными решетками окна сочился серенький свет утра, а уже пришедший в себя охотник обстукивал стены.
Убранство в здешнем храме было самое скромное. Деревянные стены, простой деревянный крест над алтарем. Распятый на кресте ничем не отличался бы от своих собратьев в других церквях, кабы не одна деталь - его опущенные долу глаза были закрашены черным. И на росписях, украшавших стены и иллюстрировавших, насколько Колдун понял, крестный ход, все изображения Христа были ослеплены черной краской. Кроме этого новшества, на картинах присутствовал и еще один неканонический персонаж. Видимо, художник пытался изобразить дьявола, наблюдавшего за представлением - но вышло у него странное существо, двуногое, с копытами, с башкой то ли оленя, то ли коровы и огромными ветвистыми рогами. Будь дьявол не дьяволом, а чьим-нибудь законным супругом, рога породили бы богатую пищу для анекдотов.
На церковной кафедре вместо Святого Писания обнаружился трактат под авторством отца Элиэзера. Его-то Колдун и принялся изучать, щурясь от недостатка освещения.
- Умен ты, Колдун, не по годам, - хмыкнул Хантер в ответ на последнее высказывание. - Когда нас выведут, поздно будет рыпаться.
- Рыпаться, - назидательно заметил Колдун, - никогда не поздно.
И вернулся к недочитанной книжке. В следующей главе преподобный от копыт перешел к кожным покровам и сообщал, что «всякие язвы, и прободения, и шелушение, а такоже пятна и шерсть, растущая в местах неподобающих, являются первейшим признаком нечистоты». Колдун глубоко задумался о том, какие места на человеке подобают для произрастания шерсти.
Доктор Ковальский полз в темноту и проклинал себя за трусость. И опять в голову лез Бостон, ах, эта проклятая история шестилетней давности, Бостон и Кэролайн с Сэмми. Когда в новостях кратко сообщили, что из лаборатории вырвались подопытные животные и есть опасность биологического заражения, все его коллеги из Бостона расхватали билеты на первые же рейсы, чтобы успеть до установления карантина. Те, что не успели, арендовали машины. А он... он позвонил Кэролайн и спросил о здоровье Сэмми, и предупредил, чтобы они с Сэмми не выходили из дома, и сообщил, что у него начался небольшой бронхит и поднялась температура. Он приедет послезавтра. Послезавтра... Следовало выпить, чтобы успокоиться. «Я все-таки сильно рисковал, - думал Ковальский, - я рисковал, выпуская этих двоих из сарая, я дал им все возможности сбежать, а если они не воспользовались шансом - так что же? И причем здесь Бостон?»
Размышляя таким образом, доктор Ковальский добрался до своего дома на северной окраине поселка, задернул шторы на кухне, зажег свечу и вытащил из буфета припасенную бутылочку бренди. Он сидел за дубовым кухонным столом до рассвета, поглощая бренди и стараясь не прислушиваться к тому, что творится у церкви. В конце концов доктора сморило. Он направился в спальню, где, не раздеваясь, рухнул на кровать и забылся тяжелым сном.
Разбудил бывшего медика громкий стук. Ковальский сонно замычал и сполз с кровати. Голова была как чугунная. Массируя висок и потирая затекшую шею, доктор протопал через кухню и распахнул дверь. На пороге, солнечно улыбаясь, стояли отец Элиэзер и два его подручных, брат Джейкоб и брат Захария. За пояс брата Захарии почему-то был засунут длинный пастушеский кнут. Сердце доктора стукнуло и скатилось в пятки.
- Доброго вам утречка, брат Иисус, - сердечно сказал преподобный. - Не пригласите ли меня и братьев в дом?
Брат Джейкоб и брат Захария, не дожидаясь приглашения, уже отпихнули медика и протопали в кухню. Отец Элиэзер одарил хозяина дома сияющей улыбкой и последовал за своими головорезами. Доктор застыл у двери, лихорадочно соображая, что им известно.
- Ай-яй-яй, - на сей раз голос отца Элиэзера звучал укоризненно. - Вижу, вы предавались греху винопития.
Ковальский поспешил на кухню, где преподобный с укоризной смотрел на опрокинутую и пустую бутылку.
- Я готов искупить.... - хрипло пробормотал Ковальский.
В горле у него пересохло от ужаса. Он покосился на кнут. Брат Захария заметил взгляд медика и, гнусно ухмыльнувшись, погладил рукоятку хлыста.
- Искупите, брат Иисус, искупите. Но прежде разрешите одно мое недоумение.
Отец Элиэзер по-хозяйски расположился за столом. Два брата замерли у него за спиной и уставились на Ковальского.
- Я готов... - повторил Ковальский.
- Хорошо, что готовы. Брат Джейкоб, не дадите ли брату Иисусу стакан воды? Вижу, он сегодня не в голосе, между тем, вечером состоится спевка церковного хора...
Брат Джейкоб впихнул в трясущуюся руку медика стакан. Зубы Ковальского застучали о стеклянный край. Вода полилась на рубашку.