Возможно, еще было не поздно спасти себя. Я собирался
встать, одеяло сползло с плеч. Я хотел наклониться, постучать в стекло водителя
и сказать Харри, что надо убираться к черту отсюда, пока...
Джон Коффи схватил мое запястье своей могучей рукой и усадил
назад так легко, как я бы справился с двухлетним ребенком.
– Смотри, босс, – сказал он, показывая. – Кто-то не спит.
Я посмотрел в направлении его пальца и почувствовал, как
сердце мое упало. В одном из задних окон я увидел вспышку света. Скорее всего,
в комнате, где теперь Мелинда проводит дни и ночи. Она, наверное, уже не в
состоянии ходить по лестнице, как не может выйти, чтобы убрать листья после
недавней грозы.
В доме, конечно, услышали грузовик – проклятый «фармолл»
Харри Тервиллиджера, его двигатель рычал и фыркал во всю длину выхлопной трубы,
не обремененной никаким глушителем. Черт, а Мурсы вообще, наверное, в эти ночи
спят плохо.
Свет приближался к фасаду дома (кухне), потом к гостиной
наверх, к передней, к окну над входом. Я наблюдал за его перемещением, как
человек, стоящий у бетонной стены и докуривающий последнюю сигарету, следя за
медленно приближающимся огневым взводом. Но даже тогда я еще не до конца
осознавал, что уже слишком поздно, пока неровный гул двигателя «фармолла» не
замолк, не заскрипели дверцы и не хрустнул гравий под ногами Харри и Брута.
Джон встал и потянул меня за собой. В тусклом свете его лицо
казалось оживленным и напряженным. А почему бы и нет? Я, помню, подумал так в
тот момент. Почему бы ему не быть напряженным? Он ведь дурак.
Брут и Харри стояли плечом к плечу около кузова, как дети в
грозу, и я увидел, что они оба так же напуганы и растеряны, как и я. От этого
мне стало еще хуже.
Джон спрыгнул вниз. Хотя для него это был скорее шаг, а не
прыжок. Я спрыгнул за ним, жалкий, на негнущихся ногах. Я растянулся бы прямо
на холодном гравии, не поймай он меня за плечо.
– Это ошибка, – произнес Брут тихим хриплым голосом. Глаза
его были огромные и перепуганные. – Боже Милосердный, Пол, где были наши
головы?
– Уже слишком поздно, – сказал я. Я толкнул Коффи в ногу, и
он послушно отошел и стал рядом с Харри. Потом я сжал локоть Брута, словно мы
были на свидании, и мы вдвоем пошли к крыльцу, где теперь горел свет. –
Говорить буду я, понятно?
– Да, – согласился Брут. – Именно это сейчас я только и
понимаю.
Я оглянулся через плечо:
– Харри, стой с ним у грузовика, пока не позову. Я не хочу,
чтобы Мурс увидел его, пока я не подготовлюсь. – Разве что я не буду готов
вообще. Сейчас я это знал.
Едва мы с Брутом дошли до крыльца, входная дверь резко
распахнулась, так что молоточек ударил по пластинке. Перед нами стоял Хэл Мурс
в синих пижамных брюках и полосатой футболке, его седые волосы торчали в разные
стороны. У этого человека за время службы появилась тысяча врагов, и он знал об
этом. Пистолет, который он сжимал в правой руке – известной марки «Нед Бантлайн
специал», с ненормально длинным стволом, – этот пистолет, всегда висевший над
камином, принадлежавший еще деду, сейчас был направлен отнюдь не в пол, он смотрел
прямо на нас (я видел это, ощущая холодок в животе).
– Кого это, черт побери, принесло в полтретьего ночи? –
спросил он. В голосе Мурса я не услышал страха. И не заметил, чтобы его трясло.
Рука, державшая пистолет, была тверда, как камень. – Отвечайте, а то... – Ствол
пистолета начал подниматься.
– Перестань, начальник. – Брут поднял руки вверх ладонями к
человеку с пистолетом. Я никогда не слышал, чтобы его голос так звучал, словно
дрожание рук Мурса каким-то образом перешло на горло Брутуса Ховелла.
– Это мы! Пол и... это мы!
Брут сделал шаг вперед, так что свет над крыльцом полностью
осветил его лицо. Я присоединился к нему. Хэл Мурс смотрел то на одного, то на
другого, и его агрессивная решительность уступила место недоумению.
– Что вы тут делаете? – спросил он. – Ведь сейчас ночь, к
тому же вы должны быть на дежурстве. Я знаю, у меня есть график в мастерской.
Так что какого черта... О Боже. Надеюсь не локаут? И не мятеж? – Он посмотрел
на нас, и взгляд его стал настороженным. – А кто еще там у грузовика?
«Говорить буду я». Так я приказал Бруту, и вот настало время
говорить, а я не мог даже рта раскрыть. По дороге на работу в тот вечер я
тщательно продумал, что скажу, когда мы доберемся, и мне казалось, это не будет
звучать слишком безумно. Не нормально – в этом деле ничего нормального не было,
– но хотя бы чуть ближе к нормальному, чтобы впустить нас и дать шанс. Дать
шанс Джону. Но сейчас все мои тщательно отрепетированные слова утонули в волнах
растерянности. Мысли и образы – горящий Дэл, умирающая мышь, Тут, дергающийся
на Олд Спарки с криками, что он жареный индюк, – вертелись в моей голове, как
песок во время песчаной бури. Я верю, что в мире есть добро и оно так или иначе
исходит от любящего Бога. Но я уверен, что есть еще и другая сила, такая же
реальная, как Бог, которому я молился всю свою жизнь, и она направлена на то,
чтобы разрушить все наши добрые порывы. Это не Дьявол (хотя я верю и в то, что
он существует), а своего рода демон раздора, озорной и глупый, который радостно
смеется, когда старик поджигает себя, пытаясь раскурить трубку, или когда
любимое всеми дитя берет в рот свою первую рождественскую игрушку и умирает от
удушья. Я много лет об этом думал, всю дорогу из Холодной Горы до Джорджии
Пайнз, и уверен, что в ту ночь именно эта сила действовала на нас, расстилаясь,
как туман, и пытаясь не допустить Джона Коффи к Мелинде Мурс.
– Начальник... Хэл... Я... – Все, что я пытался сказать, не
имело смысла.
Он снова поднял пистолет, направляя его между мной и Брутом
и не слушая. Его покрасневшие глаза вдруг округлились.
И тут подошел Харри Тервиллиджер, которого так или иначе
тащил наш парень, улыбающийся широко и чарующе.
– Коффи, – вдохнул Мурс. – Джон Коффи. – Он втянул в себя
воздух и закричал пронзительным, но сильным голосом: – Стой! Стой, где стоишь
или буду стрелять!
Откуда-то из-за спины слабый и неуверенный женский голос
позвал:
– Хэл? Что ты там делаешь? С кем это ты там беседуешь,
долбаный сукин сын?
На секунду Мурс повернулся на звук голоса жены, лицо его
стало растерянным и полным отчаяния. Всего на секунду, как я сказал, но мне
хватило бы, чтобы выхватить пистолет из его руки. Однако я не мог поднять своих
собственных рук. Будто к ним привязали гири. Голова была полна разрядов, словно
радио, пытающееся передавать программы в грозу. Единственные чувства, которые,
я помню, испытывал в тот момент, – страх и смущение за Хэла.
Харри и Джон Коффи дошли до ступеней. Мурс отвернулся и
снова поднял пистолет. Позже он сказал, что действительно, в самом деле хотел
застрелить Коффи; он предположил, что всех нас захватили и что человек,
являющийся мозговым центром происходящего, находится у грузовика, прячась в
тени. Он не понял, почему мы приехали к его дому, но самой вероятной причиной
казалась месть.