– Ты не взорвешься, – ответил он, услышав мои мысли и
улыбнувшись им. И самое ужасное, что со мной ничего не случилось. Ничего.
И все же у меня есть одна старческая болезнь: я страдаю от
бессонницы. Поздно ночью я лежу на постели и слышу влажные и полные
безнадежности звуки немощных мужчин и женщин, прокашливающих себе дорогу в еще
более преклонный возраст. Иногда я слышу звонок вызова, скрип туфель в коридоре
или звук маленького телевизора миссис Джэвиц, настроенного на ночные новости. Я
лежу и, если луна заглядывает в окно, смотрю на нее. Я лежу и думаю о Бруте,
Дине, иногда о Вильяме Уортоне и его словах: «Правильно, черномазый, хуже не
бывает». Я вспоминаю, как Делакруа говорил: «Посмотрите, босс Эджкум, я научил
Мистера Джинглза новому трюку». Я вспоминаю, как Элен стояла в дверях солярия и
говорила Брэду Долану, чтобы тот оставил меня в покое. Иногда я могу задремать
и тогда вижу подземный переход под дождем и Джона Коффи, стоящего в тени. В
моих снах это никакой не обман зрения, это всегда он, мой парень, он просто
стоит и смотрит. Я лежу и жду. Я думаю о Дженис, о том, как потерял ее, как она
утекла красной кровью сквозь пальцы под дождем, и я жду. Мы все заслужили
смерть, без исключения, я это знаю, но иногда, Боже, Зеленая Миля бывает
слишком длинной.