Я и не вспоминал о ней, и вдруг… Все-таки безделье — опасная
штука! Я, кажется, понял, почему американцы работают как оголтелые. Это же
нация эмигрантов, вот все они и стараются забыть свою родину, даже на
генетическом уровне. Мысль показалась ему удачной, хотя он не был уверен в ее
оригинальности. Надо будет поговорить на эту тему с Беном. И обязательно
выкинуть Никину фотографию. Он полез в карман, но вспомнил, что сегодня на нем
другие брюки. Ничего, вечером выброшу. Интересно, как у нее прошел вчерашний
вечер? «Рандевушка», как выразилась блондинка Алла. Впрочем, рандевушка
вчетвером — это не страшно. Хотя кто знает… Нет, Ника не способна на
групповуху! Фу, что за мысли лезут в голову! Он достал карту и выяснил, что
совсем близко есть ресторан. И поехал туда, так как от холода и дурацких
ностальгических мыслей здорово проголодался.
Ресторан оказался хорошим, он пообедал и решил махнуть в
Кельн, там у него была знакомая семья, милые интеллигентные люди. Проведу
вечерок в нормальном доме, поговорю на отвлеченные темы — и всю дурь как рукой
снимет. Он зашел в магазин, купил бутылку виски. Если Моргнеров не будет дома,
бутылка не пропадет. Но надо им все-таки позвонить, а записную книжку и
мобильный телефон я оставил дома. Заеду на минутку, переоденусь, тем более погода
переменилась и в этой куртке я запарюсь… У Моргнеров автоответчик сообщил, что
хозяева уехали. Ну и бог с ними, решил он, все равно поеду в Кельн, погуляю,
поброжу по улицам, там ничто не будет напоминать о Нике… Черт, черт, черт, эта
Ника как больной зуб, мешает жить! Больной зуб надо вырвать, это самый
радикальный способ. Но чтобы вырвать зуб, надо его иметь, сказал он себе. А раз
его нет, значит, и болеть нечему. Сам усмехнувшись своей логике, он вышел из
дому и побрел к стоянке, где оставил машину. И тут же на глаза ему попалась
реклама духов «Земляника». Гадость, наверное. Земляника! Ника! Тьфу ты, я,
кажется, схожу с ума! Он так рассердился на себя, что чуть не бегом бросился на
стоянку. Но потом вдруг раздумал. В Кельне я с машиной замучаюсь. Пойду лучше
на вокзал, тут совсем близко, и скоро буду в Кельне, зайду в собор. Хотя что
там делать? Я ведь неверующий, а в Кельнском соборе бывал не раз, и вообще… Ему
вдруг расхотелось куда бы то ни было ехать. Нет, это черт знает что! С чего это
я расклеился, как идиот? Есть, конечно, прекрасный выход — пойти сейчас домой,
выжрать бутылку купленного для Моргнеров виски и завалиться спать до утра. Утро
вечера мудренее. Может быть, завтра Ники уже не будет в Бонне — и кончится это
наваждение. Вот проснусь утром и сразу почувствую, тут она или нет. Впрочем,
это вполне ностальгическая идея — напиться до положения риз. Но тогда уж надо
пить не виски, а водку, родную русскую водку, усмехнулся он про себя. Да-да,
именно водку! Он взглянул на часы. Пять. Приличные люди в это время пьют чай! А
кто сказал, что я приличный? Я совершенно, абсолютно неприличный! Неприлично
так психовать от одного только вида женщины, которую бросил двадцать два года
назад! Погруженный в эти дурацкие мысли, он брел по улицам прелестного и,
несмотря на еще недавний столичный статус, вполне провинциального городка, и
сам не заметил, как вышел на набережную. Светило солнце, было тепло, приятно. И
вдруг он увидел Нику!
Она шла навстречу ему, нет, не шла, а почти летела.
Только она умела так летать… Она всегда ходила очень быстро,
но, когда шла ему навстречу, он говорил себе: вот летит Ника, моя Богиня
победы! Невольно он метнулся в сторону, он не был готов к этой встрече. И тут
же увидел, что вовсе не к нему она летела. Нет, навстречу ей шел мужчина,
немолодой, но вполне импозантный. Вот они сошлись, он поцеловал ее в щечку,
взял под руку — и она как-то очень доверчиво к нему прильнула. Опять
рандевушка, подумал он злобно. Небось только вчера познакомились, а сегодня он
уже целует ее в щечку, наглая морда! И она тоже хороша. Видно, у нее вечер
удачно перетек в ночь, вон как идет, почти летит… Мужчина между тем слегка
приобнял ее за плечи, они чему-то весело смеялись. Он чувствовал, что готов
броситься между ними, набить морду этому ее хахалю, схватить Нику и увезти
куда-нибудь подальше, чтобы никакие чужие мужики не смели ее обнимать. Что за
наглость! А она ведь позволяет, сука такая! Вот они остановились и она, смеясь,
сняла что-то у него со лба своим тонким пальчиком. Кокетничает, дрянь! Интересно,
куда это они идут? Нет, не идут, а бредут! Так бродят влюбленные в старых
фильмах. Сейчас не хватает только, чтобы пошел дождь и этот хмырь целовал бы
Никино лицо, залитое дождем и слезами счастья. Его затошнило. Но над Бонном
светило солнце, и Ника с кавалером, по-видимому, все-таки не брела куда глаза
глядят, а вполне целенаправленно шла к дому на Томас-Манн-штрассе. Она ключом
открыла дверь подъезда, и они вошли. Дверь закрылась. Ага, вероятно, тут живет
блондинка Алла, сообразил он. Отлично, по крайней мере, я знаю, где искать
Нику! Но зачем, зачем мне ее искать, а главное, что они сейчас там делают?
Опять заболело под ложечкой, да как! Он прислонился к стене и попытался
выровнять дыхание. Если блондинки нет дома, то все возможно. Может быть, как раз
сейчас Ника этим своим сводящим с ума движением закидывает руки и расстегивает
бусы… На ней и сегодня были бусы, только совсем уже другие, не зеленые… Кретин,
в очередной раз воззвал он к себе самому, что ты делаешь? Сшиваешься под дверью
чужого дома, где, возможно, предается любви баба, которую ты сам бросил
двадцать два года назад. Да еще и корчишься от боли. Стыдно, глупо, унизительно
до чертиков… Да она же блядь, вчера познакомилась с этим типом, а сегодня уже
предается… Иди отсюда и забудь… Один раз сумел забыть больше чем на двадцать
лет, так и теперь сумеешь.
Она тебе не нужна, и ты ей совершенно не нужен.
Она тебя давно похоронила, ты же сам решил, что для нее
будет лучше, если ты умрешь… Вот ты и умер для нее. Так что появляться перед
этой женщиной попросту негуманно! Она еще, чего доброго, в обморок грохнется,
возись потом с ней… И засыплет его упреками, станет говорить, что он ей жизнь
разбил, что… Боль постепенно отступила, он смог глубоко вдохнуть и уже решил
уйти, но тут дверь открылась и вышла Ника с кавалером. Он отступил за дерево и
впился в нее глазами. Вид у нее был нормальный, спокойный, не похоже, что она
чему-то там предавалась… Даже не целовались, наверное. Да и времени прошло
всего ничего, минут десять от силы, не кошки же они… Ему стало легче.
Он заметил только, что Ника сменила туфли. Они говорят
по-русски и на «вы», что тоже приятно. Вот теперь они действительно бродили…
Все понятно, она надела на свиданку туфли на каблуках, в них не больно-то
побродишь. А теперь броди — не хочу!
Дура, думала небось, что он ее сразу поведет в какое-нибудь
шикарное заведение, а он, видите ли, решил бродить! Бродить, конечно, дешевле!
Они брели по улицам, а он тащился за ними, отчетливо понимая, как это глупо и
унизительно. Но вот наконец они зашли в уличное кафе под цветущими розовыми
каштанами. Он тоже вошел и пристроился неподалеку. Что я тут делаю? Я ведь ей
совершенно не нужен, она не чувствует, что я рядом, вон на улице ни разу даже
не оглянулась, и сейчас в мою сторону не глядит… И в ту же секунду Ника вдруг
начала беспокойно озираться. Он уткнулся в меню. К парочке подошла молоденькая
кельнерша, а через две минуты она же подошла к нему. Он заказал чашку кофе.
Никин кавалер между тем взял ее руки в свои и, глядя на нее с нежностью, стал
что-то взволнованно говорить. Она зарделась, улыбнулась и что-то сказала в
ответ. А мужик вдруг прижал ее ладони к своим щекам и начал их целовать. Так,
очень интересно. Он о чем-то ее спросил, а она, зардевшись, видимо,
согласилась. На что, хотел бы я знать. Переспать с ним? Но, судя по всему, это
уже пройденный этап. А может, он сделал ей предложение? Руки и сердца, как
говорится? Но с чего я взял, что она не замужем? Впрочем, замужней бабе тоже
можно предложить руку и сердце… Она ему кивнула, значит, согласилась. Если она
замужем, то это довольно подло… А если не замужем… Опять заболело под ложечкой.
Замужем — не замужем, какая разница, но ведь со всеми ними она спит… И с мужем,
невесть каким по счету, и с этим… Нет, это уж слишком, он смотрит на нее с
такой любовью…