Соседку звали Габи, и она сразу же согласилась провести
вечер с ним. В том, что вечер плавно перетечет в ночь, он уже не сомневался.
Габи была достаточно хороша, вполне молода и, кажется, не обременена никакими
комплексами. То, что нужно, одним словом. Настроение исправилось, и когда он
принимал душ, то даже насвистывал, но вдруг противной, скользкой гадиной в душу
заползла сказанная Аллой фраза: «У нас сегодня рандевушка!» Рандевушка! И Ника
будет на этой рандевушке, и очень возможно, у нее вечер тоже плавно перетечет в
ночь… Женщина на отдыхе…
Но при мысли, что какой-то чужой потный мужик будет лапать
Нику, и хорошо, если только лапать… его затошнило и под ложечкой опять
заболело. Бред! Чистой воды бред! Двадцать два года я жил и не думал об этом, а
ведь она не ушла в монастырь, она жила среди людей, среди мужчин и стала только
привлекательнее с годами, не усохла, как иной раз усыхают одинокие женщины, она
стала еще желаннее. И кто знает, сколько их было… Она уже, наверное, и не
помнит своего первого мужчину, своего Влада, которого любила когда-то… Так
любила, что осточертела ему со своей любовью, со своими замашками типично русской
бабы, правда несколько отравленной интеллигентностью, что только усугубляло
обременительную на тот момент любовь. Тьфу-тьфу-тьфу, боже меня упаси, нет,
только не любовь! Он давно уже усвоил: от любви одни неприятности, а вот голый
секс — то, что надо. Как говорит Бен, «справил нужду — и свободен»! Все очень
просто, у меня давно не было бабы, я слишком устал, а сейчас отдохнул, вот
трахну Габи — и все будет о'кей! Он умел успокаивать себя.
К тому моменту, когда вечер должен был уже плавно перейти в
ночь, он вдруг с ужасом понял, что абсолютно не хочет Габи. Черт, до чего
неловко. Как бы так изящно от нее избавиться? А она уже томно и
многозначительно на него посматривает.
Дело в том, что весь вечер он невольно сравнивал ее с Никой,
и хотя на уровне разума сравнения были безусловно в пользу Габи, но весь его
организм ее отторгал, организм хотел Нику, и только Нику. Фу, как некрасиво:
девушка, похоже, распалилась, а я… Может, все-таки рискнуть и попытаться? А
если ничего не выйдет, как я буду выглядеть? Нет, это плохая предпосылка,
теперь уж обязательно ничего не выйдет… Надо срочно что-то придумать… Вот так
всегда… И тут вдруг на помощь пришла спасительная боль под ложечкой. Он
буквально согнулся пополам. И что самое интересное, нисколько не притворялся.
Габи испугалась:
— Что с вами? Может, вызвать амбуланс? У вас есть
страховка?
— Есть, все есть, но никого вызывать не надо…
Со мной бывает. Уж очень не вовремя… Ты прости, детка…
— Чем вам помочь? Вы что-то не то съели? Но это очень
хороший ресторан…
— Да нет, все было прекрасно, незабываемо, и еще будет
прекрасно… Просто мне надо лечь… Я сейчас приму таблетку… Ох, черт, я забыл
взять с собой, надо поскорее добраться до дома…
Она вызвала такси и отвезла его, скрюченного, домой. Он
принял таблетку и в изнеможении рухнул на диван.
— Вы уверены, что не нужен врач?
— Уверен. Я выпью снотворного, все пройдет.
— С вами посидеть? Сделать вам чай?
— Нет-нет, спасибо, ничего не нужно. Ты прости меня,
видно, я уже старый…
Она как-то нахально усмехнулась и ушла. Наверное, обо всем
догадалась. Но едва за ней закрылась дверь, как боль отпустила. Он с
наслаждением распрямился, вытянул ноги и закрыл глаза. Ника, где ты?
* * *
Утром, еще лежа в постели, он попытался осмыслить
произошедшее… Неужто теперь Ника будет мешать его отношениям с женщинами? Нет,
об этом даже думать нельзя, иначе именно так все и будет. Нельзя себя на это
программировать. Нет-нет! Ника — прошлое, далекое прошлое, а жить я хочу
сейчас. И с женщинами тоже. Аскеза не мой путь. Значит, усилием воли надо выкинуть
ее из головы. Котофеич! Он любил в иные минуты звать ее Котофеичем. Ей это
почему-то нравилось… Ее отчество — Тимофеевна, вот он и назвал ее как-то
Вероника Котофеевна, а там уж и до Котофеича недалеко. Черт, опять эти
идиотские мысли… И почему, зачем мы оба оказались в этом маленьком немецком
городе, бывшей столице? Что, на свете мало других городов? Нет, я буду
бороться. Он закрыл глаза и вызвал в памяти Джинджер, умопомрачительно
сексуальную мулатку, с которой встретился на Гавайях. Какая фигура, какие
формы, а темперамент! Мысли о ней не раз выручали его в щекотливых ситуациях, к
сожалению случавшихся в последние годы. Не часто, правда, можно сказать очень
редко, но все же. И Джинджер неизменно приходила на помощь, стоило только ее
вспомнить.
Но сейчас… Сейчас она показалась просто роскошной женщиной
на экране видео, такой же плоской и бестелесной… А вот это уже никуда не
годится!
Он вскочил и нервно стал шарить по карманам в поисках
сигарет, совершенно позабыв, что уже лет пять, как бросил курить. Это невроз.
Если уж Джинджер не возбуждает… Ерунда, все ерунда, я же, в конце концов, не
пробовал… просто не хотел Габи, дело именно в этом, она не в моем вкусе, и
только. А с другой все прекрасно получится. Кстати, если бы я вовремя призвал
на помощь Джинджер, могло получиться и с Габи. Может, стоит попробовать? Надо
же как-то оправдаться перед нею.
Нет, к черту Габи, она вчера так усмехнулась уходя.
Сучка, похотливая сучка… Брр! И вообще, может, лучше
смотаться из Бонна, от греха подальше?
Впрочем, с Никой мы больше, скорее всего, не встретимся,
опасность не столь уж велика. А Габи ведь где-то работает, и уж днем можно
ничего не бояться, а по вечерам буду куда-нибудь уезжать.
Вот! То, что надо! Пойду сейчас и возьму напрокат машину,
чтобы не сшиваться в Бонне. Покатаюсь по окрестностям, съезжу в Бад-Годесберг,
в Кельн, в Дюссельдорф, главное — избегать туристических мест и больших
магазинов. А хотелось бы взглянуть на Котофеича в том зеленом платье, ей,
наверное, к лицу. Когда-то она мечтала иметь целый ворох платьев, так и
говорила — целый ворох платьев… Сейчас я спокойно могу купить ей этот
вожделенный ворох, а тогда мог только смеяться… Да что за наваждение? Я все
время думаю о ней, даже против воли. Но я ведь ее потерял… Бог знает где она…
Он рухнул в кресло, закрыл глаза и снова вызвал в памяти Джинджер, ее грудной
смех, сводивший его с ума, кожу цвета молочного шоколада, но вместо Джинджер
увидел почему-то всегда умилявшую его оспинку на Никином предплечье. Двадцать
два года не вспоминал ее, и вот поди ж ты!.. Интересно, что она подумала, кто
купил ей платье? Наверное, сочинила какую-нибудь романтическую чепуховину, не
имеющую ко мне никакого отношения. Эта мысль почему-то причиняла боль. Нет,
нельзя поддаваться кретинским сантиментам. Он решил заняться гимнастикой.
Полчаса истязал себя, потом принял контрастный душ, выпил большой стакан
апельсинового сока и ощутил желанную бодрость.
Захотелось есть. Вот это уже вполне нормально! — с
удовольствием подумал он и стал рыться в холодильнике. Ага, вот роскошная
Вестфальская ветчина, надо бы выйти купить свежего хлеба, но лень, лучше сделаю
тосты из вчерашнего, кстати, надо покупать хлеб разумнее, чтобы не заваливался,
на один раз. Убрав посуду, он оделся, побрился и бодрым, пружинящим шагом вышел
на улицу. Погода испортилась, похолодало, и накрапывал дождь. Вот и отлично,
подумал он. Меньше шансов столкнуться… Он взял напрокат белый
«Фольксваген-Гольф» и поехал колесить по окрестностям Бонна, достаточно
живописным. В результате красивая дорога привела его к старинному замку, в
котором проводились экскурсии. Оглядевшись по сторонам как-то даже воровато, он
убедился, что никаких русских в группе нет, и присоединился к экскурсантам.
Стены в замке были такие толстые, что в залах стоял лютый холод — и через
двадцать минут он продрог и разозлился, тем более что видел уже подобные замки,
и не раз. И вдруг в мозгу сама собой всплыла фраза, кажется, из дневников Льва
Толстого: «Не та баба страшна, что за х… держит, а та, что за душу держит».
Так, приехали, начинается! Толстой в ход пошел, теперь еще немножко
Достоевского — и готово… Ностальгия! Когда группа наконец вышла из замка, он
сломя голову кинулся к машине — греться. Да чепуха все это, ни за что она меня
не держит!