— Что ж, поверю вам на слово. И тем не менее должен перед ним извиниться. Все время думаю о том, что тогда произошло. Я вел себя глупо, пер напролом, как бык. Надо было мне прислушаться к его словам. Однако… — Тут хозяин замолк на полуслове.
— Что «однако»?
— Я вам уже говорил. Я ведь тоже отец! А у Лео детей не было. Вот и получилось, что мы, два человека, смотрим на одни и те же факты с разных позиций, словно из разных концов Вселенной. Все, о чем я тогда мог думать, так это об Алессио Браманте, о том, что он застрял где-то в недрах этого клятого холма. Вполне возможно, ранен. Без сознания. И что его еще можно найти и спасти. Вот о чем любой отец стал бы думать в первую очередь в подобной ситуации. Это инстинкт, микроб, что-то генетическое, что тут же вылезает на поверхность. Спаси ребенка. Сначала спаси ребенка, а уж потом задавай вопросы. Все остальное — второстепенные заботы. А у Лео есть такая непоколебимая способность отстраняться от эмоциональной стороны любого дела. И тогда мне это крайне не нравилось.
Мессина быстро допил свой кофе.
— Если честно, я ему завидовал. Он был прав. Я был не прав. Уже тогда это понимал, но был слишком упрям, чтобы признать. Нам тогда следовало задавать гораздо больше вопросов, пока мы пытались отыскать Алессио. Но ведь Джорджио Браманте казался вполне добропорядочным гражданином, со связями в культурной среде, средний класс, университетский профессор… А эти ребята — грязные студентишки, да еще покуривающие наркоту. Все казалось таким ясным и понятным… Дурак я был, вот что.
Эмили протянула руку и коснулась его ладони. Что-то внутри ее шевельнулось, какое-то теплое чувство возникло в животе. Непонятно только, приятно это ощущение или неприятно, удовольствие доставляет или причиняет боль.
— Мы ведь не знаем, что там на самом деле произошло, Артуро. Все еще не знаем. Может, эти студенты действительно убили Алессио. Возможно, случайно. Катакомбы — опасное место. Может, мальчик просто убежал от них и упал в какую-нибудь дыру, а ребята были слишком перепуганы, чтобы признаться в этом. Или…
Высказанная Ником мысль никак не оставляла ее, и отнюдь не только потому, что сама суть идеи являла собой отражение его характера — то, за что она его полюбила.
— Может, Браманте-младший еще жив.
Мессина взглянул на нее, потом отвел взгляд в сторону окна, но американка успела заметить выражение печали в глазах старика. Раньше она такого не видела.
— Нет, мальчик мертв, Эмили. Не обманывайте себя. Этим путем ничего не достичь.
— Пока мы этого не знаем наверняка, — продолжала настаивать она. — По-прежнему бродим в темноте, не имея понятия о многом. Почему ребенок там оказался. Почему Браманте вообще оставил его одного. Суть дела в том, что мы не понимаем очень многого, да и в целом почти ничего не знаем об этом человеке.
— Это так, — с несчастным видом согласился Артуро.
— Даже теперь… Где он прячется, черт бы его побрал? У него должна быть какая-то связь с людьми, что поставляют ему снаряжение. И сообщают свежую информацию. Но я не верю, что наш убийца просто залег на дно, сидит в чьей-то квартире. Это было бы слишком рискованно, а Джорджио Браманте не из тех, кто пойдет на неоправданный риск. Особенно если считает, что еще не все сделал.
Хозяин тут же просветлел лицом:
— Так-так! Теперь понятно, где он прячется, не так ли?
— Понятно?
— Ну конечно! Археолог ведь большую часть своей жизни провел в том Риме, которого никто из нас никогда не видел. Под землей. Вы там когда-нибудь бывали?
— Только один раз. В Золотом дворце Нерона. У меня там случился приступ клаустрофобии.
— Ха! Позвольте старому полицейскому рассказать вам вот что. Домус Ауреа — Золотой дворец — ничтожно малая часть того, что там имеется. Внизу целый подземный город, почти такой же огромный, каким был во времена Цезаря. Дома, храмы, целые улицы. Некоторые из них были откопаны и вновь открыты. Некоторые по каким-то причинам так никогда и не были засыпаны землей. Я беседовал с парочкой диггеров, «пещерников», которых привел Лео. Они буквально преклонялись перед Джорджио, молились на него, восхваляли как настоящего героя. Этот парень забирался в такие места, о которых другие могут только мечтать. Половины из них нет ни на одной карте. Вот где он сидит, Эмили! Не то чтобы это нам что-то давало, правда? Если бы нам сегодня нужно было срочно отыскать чокнутого мстителя, лучшим проводником был бы… Джорджио Браманте! Прелестно, не правда ли?
Дикон обдумала его слова, и теплое ощущение в животе пропало.
— Надо думать, вы никогда особенно не полагались на данные судмедэкспертизы, не так ли?
— Только когда оказывался в совсем уж отчаянном положении, — признался Мессина. — А нынче все об этом только и думают, да? Сидят себе без толку и ждут, когда какой-то штатский в белом халате налюбуется на пробирки с результатами анализов, потом ткнет пальцем в одного из выстроенных перед ним подозреваемых и скажет: «Вот этот!» Полезная штука, если припрет… Но преступления совершают люди. И если вам нужны ответы на вопросы, задавайте их людям, а не компьютеру.
— У меня есть подруга, патологоанатом. Надо вас с ней познакомить. Она отчасти разделяет ваше мнение.
— Неужели?
Хозяин выглядел удивленным.
— Я сказала «отчасти». А теперь можно я позвоню?
Артуро передал трубку, потом из чистого любопытства подключил к линии аппарат для конференц-связи.
Прослушал короткий, оживленный и весьма остроумный обмен мнениями, после чего заметил:
— Да, я был бы рад познакомиться с этой докторшей Лупо. А теперь вам надо отдохнуть. А о ленче позаботятся мужчины.
ГЛАВА 4
За ночь ветер сменил направление. Теперь он дул с запада, сильный, порывистый, нес влагу и пробирающий до костей холод с просторов Средиземного моря, носился над аэропортом и равнинами вокруг устья Тибра, накрывая город тяжелым черным покрывалом.
Они стояли на площади Рыцарей Мальтийского Ордена, дрожа от холода и не зная, с чего начать.
— Надо соваться в любую щель, — буркнул Фальконе.
Исключительно неопределенный, расплывчатый приказ.
Джанни, пригнувшись, смотрел в замочную скважину.
— Ни черта не вижу, — пожаловался он. — Ты уверен насчет этой штуки? Это не очередная шуточка?
— Да какие могут быть шуточки? — Коста отпихнул Перони, чтобы взглянуть самому.
Аллея кипарисов была на месте, такая, какой он ее помнил, и гравийная дорожка тоже. Сейчас она сверкала под лучами утреннего солнца. Когда Ник был еще мальчишкой, отец открыл ему этот секрет. В тот день солнце сияло очень ярко. Агент и сейчас помнил, каким увидел тогда собор Святого Петра, гордо возвышавшийся поту сторону реки, огромный, поднявшийся точно в центре рамки, образуемой деревьями и дорожкой, осененный синим небом. Но сегодня фоном для темно-зеленой листвы стала серая, бесформенная масса облаков и тяжелые струи дождя, заливающего город. Из-за угла, с улицы, ведущей к Большому цирку, донесся звук, напомнивший им, зачем они здесь оказались. В школе началась перемена. Веселье, молодые голоса взлетели над стеной, отгораживающей их от города, — вибрирующий шум жизни, защищенной от ужасов мира высокими оборонительными сооружениями Пиранези, подобными укреплениям небольшого сказочного замка.