Седьмое таинство - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Хьюсон cтр.№ 113

— Тогда почему он не открыл вам правду? Это же было так просто!

Мессина рассмеялся и пожал ей руку.

— Знаете, вы и впрямь из полиции другой страны. А как вы сами думаете?

Дикон обдумала возможные варианты:

— Потому что он был еще слишком юн. Мальчик. Сам себя таким считал. Чего Лудо добивался, так это поскорее повзрослеть, и при этом он был уверен, что единственный способ этого добиться — некий ритуал. Возможно, любой ритуал. Просто все обернулось так, что Джорджио нашел подходящее место, этот подземный храм, и подходящий ритуал. Такой, который связал бы их всех вместе и который, как считал Торкья, невозможно нарушить. Даже в обстоятельствах, которые потом возникли.

Отставной комиссар кивнул. На лице его лежала такая глубокая печаль, что это подействовало и на Эмили.

— Особенно в обстоятельствах, которые потом возникли, — подчеркнул он. — Когда наиболее выпукло проявляются качества воина? В экстремальных ситуациях. Теперь это уже лишено смысла, в нашем нынешнем мире. Но не нам судить о том, во что люди верят. Имеет значение лишь то, что все замешанные в этом деле считают реальным. Лудо был убогим и ограниченным парнишкой. Полагаю, он и сам плохо представлял, что считать реальным, а что — нет. Торкья сказал Джорджио правду. Он действительно не знал, что случилось с Алессио. Но Джорджио ему не поверил. — Артуро Мессина опустил голову. — Я тоже этого не знал.

— По крайней мере Лео не пострадал. — Дикон лихорадочно искала нужные слова, что могли бы его утешить.

— Больше в результате везения. Не думаю, что Браманте волновало, пострадает Фальконе или нет. В основном он стремился довести полицию до белого каления, чтобы добиться желаемого для себя результата, когда все его подвиги — если мне будет позволено назвать их подобным словом — будут завершены. — Старик покачал головой. — Всем теперь известно, что он очень старался довести моего сына до того, чтобы тот возжаждал его смерти. Пробрался ночью в квестуру. Взял в заложники Лео. Похитил эту бедную женщину, офицера полиции.

— Оба сущие безумцы — и Тернхаус, и Браманте.

— Он, наверное, да. Был. Если считать одновременное стремление к убийству и самоубийству безумием. Но тут я не совсем уверен… Сам-то он, я полагаю, считал себя совершенно нормальным, как все остальные. Что же касается этой женщины… нет, пожалуй. Она просто желала причинить как можно больше страданий и боли человеку, который, по ее мнению, так гнусно с ней обошелся. В конце концов, Тернхаус вполне могла предотвратить преступления, вместо того чтобы становиться соучастницей убийств. И она, несомненно, отлично понимала, что если воспитывать ребенка должным образом, этот несчастный будет готов сделать все, что тебе угодно. Что угодно. Даже убить собственного отца. Вы спрашиваете, почему Алессио всему этому верил. Потому что ему была доступна только одна версия событий. Версия Тернхаус.

— Но она же ошиблась, Артуро, — заметила Эмили. — В конечном итоге она здорово просчиталась. Алессио не сделал того, что она требовала.

— Это так. Тем не менее вот что я вам скажу. Я был хорошим полицейским в течение многих лет, а вот несчастным, неудачливым комиссаром — только раз. Примите во внимание все детали дела. Джудит Тернхаус не просто хотела, чтобы Алессио застрелил отца. Она хотела, чтобы Джорджио понял три вещи, до того как он умрет: его сын жив, именно он принесет ему смерть, это она украла у него сына — и как ребенка, и как мужчину. Может быть, она обращалась с ним точно так же, как обращался с ней Джорджио. Нужно ли продолжать?

— Однако… — Эмили хотела возразить, но обнаружила, что не находит нужных слов.

— Мы называем это безумием, потому что боимся посмотреть прямо, выяснить, что это такое на самом деле. А это извращение, чудовищное искажение естественных чувств, которое все мы обычно стараемся и надеемся в себе подавить. Ненависть и мстительность. Из-за того, что она потеряла, из-за того, что была отвергнута, Джудит превратилась в одержимую навязчивой идеей, зациклилась только на своей одержимости. Но безумицей Тернхаус не была. Нам не следует так считать для собственного успокоения.

Артуро посмотрел на висевшие на стене часы. Стрелки показывали половину десятого.

— Ваш молодой человек очень скоро навестит вас. Я бы привез вам цветы, но мне не хочется перебегать ему дорогу. Он еще, чего доброго, вообразит, будто в чем-то виноват. Станет, например, терзаться, что покинул вас в тот момент, когда вы больше всего в нем нуждались.

— Но это же не так. Я так и не сказала Нику, что со мной произошло. Не хотелось его отвлекать. Да он все равно ничем не сумел бы помочь. А вот в Риме он мог сделать многое — и сделал.

Артуро этот ответ пришелся по душе.

— Вот что, послушайте-ка старика. Все мы люди. Так уж созданы, что думаем и рассудком, и сердцем. И если перестаешь обращать внимание на сердце, рассудок тоже может подвести. И наоборот. Поговорите с Ником откровенно. Выслушайте, что скажет. Сделайте так, чтобы и он вас внимательно выслушал. Именно в подобные моменты семья может пойти вразнос — я это по собственному опыту знаю. Все трещины в отношениях, сомнения, чувство вины, невысказанные страхи… все это незаметно просачивается в нашу жизнь, чтобы когда-нибудь вылезти на поверхность. Это как старая рана, про которую думаешь, что она давно зажила и не стоит о ней даже вспоминать. Будьте настороже, вы оба. Если позволить подобным процессам начаться, их потом будет трудно остановить, а через некоторое время… даже, наверное, невозможно. Рафаэла и Фальконе, видимо, тоже мучаются подобными мыслями. Она, знаете ли, твердо намерена увидеться с ним. А Лео, по всей вероятности, очень неловко себя чувствует в связи с тем телефонным звонком.

— Ну конечно, хочет видеть! Она же его любит!

— Ну, любовь — это еще не все, — проворчал Мессина. — Джорджио тоже любил своего Алессио. Но это не сделало его хорошим отцом. Без дополнительных усилий, без труда, заботы, внимания одной только любви недостаточно. Так что насчет Лео и этой бедняжки я даже не знаю…

В глазах у Артуро стояло выражение упрека, которое Дикон уже научилась узнавать.

— Вам нужно позвонить сыну.

Старик издал сухой короткий смешок.

— Нужно. Может, он даже вспомнит, из-за чего мы все это время пребываем в состоянии войны. Я вот так этого и не понял. К тому же, — Мессина поднял толстый, как обрубок, палец, — он теперь вполне может разделить мою участь — его выкинут на улицу. Вот тогда и поговорим — за хорошим столом с вином, за его счет, естественно. Теперь при окончательном расчете выплачивают недурственные суммы…

— Артуро…

— Нет, не надо меня подгонять. Я позвоню, обещаю вам.

Эмили наклонилась и поцеловала его в небритую щеку.

Артуро Мессина, в сущности, очень одинок, решила она. А одиночество — это такое человеческое несчастье, которое нетрудно исправить.

Отставной комиссар прокашлялся и встал, собираясь уходить.