Илюша кивнул.
– Ты смышленый, ты не забудешь.
Илюша всегда боялся деда (и не случайно тот навсегда
запечатлелся у него в памяти эдаким грозовым библейским старцем: лохматая
борода, гневно сдвинутые брови, пальцы сжимают березовый посох, которым он
громко лупит об пол). Но в тот момент, если умом не понимая, то чувствуя, что
видит деда в последний раз, решился задать ему вопрос:
– Дедушка, а когда вы за Беловодьем ходили, то что
видели?
И внутренне сжался, ожидая, что дед накричит на него. Но тот
не накричал.
– Лучше бы и не видел того, что видел, – вздохнув,
прошептал дед. – Но я ошибся. И теперь за это расплачиваюсь. А хуже нет,
чем ошибиться – и не суметь исправить ошибку. Но ты не ошибешься. Ты все
сделаешь правильно. Когда настанет час Вращающегося воздуха, ты все поймешь. И
успеешь встать в круг света… А теперь ступай, я устал…
Дед умер спустя месяц после отъезда внука в столицу, о чем
Илюша узнал из отцовского письма…
– Хочу заметить, – Ольшанский поднял палец, –
из этой книги я узнал слово «Аркаим», когда до открытия сего замечательного
места оставались годы и годы. Между прочим, я спрашивал у отца, у учителей, у
всех, короче, кто казался мне в те пацанские годы умным и образованным, что
такое Аркаим. Никто ничего не знал. Отродясь, говорили, такого слова не
слышали. Вот так-то. Ну ладно, вернемся к жизнеописанию автора «Дороги в
Атлантиду»…
Илья Григорьевич Пашутин поступил в столичную классическую
гимназию, через положенные восемь лет закончил ее и, продолжая получать
денежную помощь от отца, стал студентом Петербургского университета по
Географическому факультету.
Понятное дело, дедовские слова он как «Отче наш» не
повторял, довольно было и того, что он просто помнил их и забыть никак не мог.
И уж те ли слова виноваты, или просто так само оно сложилось, но как раз в
студенческие годы Илья серьезно заинтересовался буддизмом, Дальним Востоком,
астрофизикой и популярным в те годы социокосмизмом. Сей интерес привел его в
Русское Общество Любителей Мироведения, общественной организации, чьей задачей
являлось объединение людей, увлеченных естествознанием и физико-математическими
науками. Он прилежно посещал проводимые обществом семинары, собственную
обсерваторию общества, знакомился со множеством самых разных людей, а вскоре
как-то незаметно, незаметно – и сам стал одним из самых заметных людей этого
общества, на лекции которого ходили слушатели. Он съездил с экспедицией в
калмыцкие степи, съездил на Алтай, в ту самую Бухтарминскую долину, где еще
жили раскольники, помнившие его деда, побывал в Поморье.
И по материалам экспедиций, множества прочитанных по
интересовавшей его теме книг, по материалам бесед с учеными людьми и с людьми,
зачастую безграмотными, но знающими, в девятьсот седьмом году Илья Григорьевич
Пашутин написал книгу «Дорога в Атлантиду», чудом сохранившийся экземпляр
которой попал в руки Ольшанского…
Ольшанский помолчал, задумчиво посмотрел на коньяк, но решил
повременить. И сказал очень серьезно, будто на исповеди, глядя куда-то за спину
Сварогу:
– К чему это я так подробно? А вот к чему. Я не сразу,
не в детстве, но все же понял, в чем смысл этой преемственности. И сейчас знаю
точно: я – прямой духовный наследник Пашутина Ильи Григорьевича. Как тот в свою
очередь был духовным наследником своего деда, Антиоха Пашутина. От кого получил
Знание сам Антиох, осталось неизвестным. Получил от кого-то в странствиях за
Беловодьем, может быть… имею основания считать, что от тибетских лам. Но ясно,
что не от своего кровного родственника. Вопрос крови тут даже не второстепенен
– его просто нет. Самое главное, что Знание попадает из-би-ра-тель-но, понятно
вам? В случайные руки Знание не попадает и попасть никак не может. Поэтому и
уцелел всего один-единственный экземпляр книги. Кому-то это может показаться
смешным, но Знание само находит избранных…
По тому, как это было сказано, по быстрому взгляду, который
Ольшанский бросил в его сторону, Сварог каким-то непронумерованным чутьем
понял, что можно позволить себе в разговоре многое, но ни в коем разе не
следует подвергать сомнению вот эту самую богоизбранность господина
Ольшанского, в которой он пытается Сварога сейчас убедить. Разом заработаешь
личного смертельного врага. А разве нам нужен еще один враг? Да еще такой. Не
нужен.
– К слову, когда я из пацана, которому не хватало на
мороженое, превратился в человека, способного купить не то, что цех по
производству мороженого, а весь молокозавод с потрохами, – даже тогда мне
так и не удалось выяснить, какими уж неисповедимыми путями книга попала на
чердак нашего барака. Хотя шустрили мои хлопчики по этой теме старательно и
прилежно. Но даже большие деньги иногда оказываются бессильны…
– Так что было в той книге помимо рассказа автора о
себе самом и о своем деде? – лениво спросила Лана. Видно было, что все
происходящее ей категорически не интересно.
Ольшанский все же подлил коньяка себе в рюмку.
– О том, что и Беловодье, и Шамбала, и Атлантида, и
Аркаим – это суть одно и то же, а не четыре разных места и наименования. Все,
начиная с древнегреческого Платона и, от себя уже добавлю, заканчивая нынешними
исследователями и искателями (произнесены эти слова были с нескрываемым
пренебрежением) вроде Шмулдаева и иже с ним, искали и ищут одно и то же,
называя это по-разному…
– Вы хотите сказать, что Аркаим… – сказал Сварог
задумчиво, – это и есть та самая древняя Атлантида, которую ищут и не
могут найти? Что она здесь, в тайге, практически рядом?
– Нет, не совсем так. Вернее, и так, и не так… Тьфу ты!
Слушайте, давайте я уж по порядку, а то собьюсь и вы сами ни черта не поймете.
Видимо, чтобы уж точно не сбиться, Ольшанский снова сделал
внушительный глоток прямо из горла, забыв про коньяк, уже налитый в рюмку.
После чего наставительно произнес:
– Дело ведь даже не в том, что я хочу сказать и что я
говорю. Дело в фактах. А факты говорят…
– Что к нам пожаловали гости, – вдруг сказала
Лана, и одновременно с ней Ключник позвал негромко:
– Сергей Александрович… Ольшанский посмотрел на
Ключника, потом перевел взгляд на дорогу. Сварог обернулся.
Игрок номер один
Глава 1
Сварог идет по стопам сварога
…Сварог пощупал голову. Крови не было, но чуть правее затылка
набухла громадная шишка, прикосновение к которой болезненно отдавалось по всей
голове. Но и без того перед глазами все плыло, стоило излишне резко повернуть
голову, и тут же череп прошибала колючая боль. Головную боль он бы сам себе
вылечил (или хотя бы ее уменьшил) при помощи простенького заклинания, да вот
беда – чтобы произнести заклинание, ему требовалось остаться одному. А одного
его не оставляли. И, верно, еще долго не оставят.
А вообще, глупо как-то все получилось. Ох как глупо! И самое
главное – неожиданно. И кого винить, не поймешь…