Что ему оставалось делать? Сварог пожал плечами и подземными
коридорами направился следом за инвалидной коляской.
…Оказавшись вытолкнутым на узкой решетчатой площадке метрах
в двадцати от пола, Сварог посмотрел вниз… и смог только шепотом выматериться.
Он подозревал, что после фальшивого звездолета и встречи с Щепкой удивить его
будет непросто.
Ничуть! Для удивления еще оставалось полно места.
Вот она – тайна секретного цеха, из-за которой был убит
директор Тон-Клагг. Вот он, «Стеклянный дождь», оружие возмездия Щепки. Прямо
перед ним.
Подумалось вдруг: все разумные обитатели этого мира страдают
гигантоманией. Подводная лодка Мины, «Буреносец», звездолет – а теперь еще и это.
Огромный ангар был наполнен грохотом и лязгом. Сверкала
сварка. Над головой, под крышей шумно перемещались краны. А в центре… Да при
чем тут центр, когда почти все пространство цеха занимал собой… Танк. Да какой
танк – стальной гигантозавр! Размерами сравнимый с большим торпедным катером,
не меньше, где-то даже элегантный в своей кажущейся бегемотистости, он состоял
из шести уровней-платформ – шести исполинских «блинов», положенных друг на
друга: внизу самый большой, затем поменьше, и так далее, как в детской
пирамидке; но даже верхний, самый маленький, размером был сопоставим с… даже
трудно было подобрать сравнение… сопоставим с трансформаторной будкой,
наверное; и на каждой платформе – башенные пушки, надстройки, турели,
пулеметные гнезда, казематы – вертящиеся, неподвижные, высокие, плоские,
цилиндрические, полукруглые. И по всей высоте танка, от титанических гусениц до
самой вершинной платформы, бесспорно являющейся командирской башней, окруженной
решетчатой металлической оградой, по всей высоте были проложены трапы – узкие,
на ширину одной ступни. Пользуясь этими лесенками, по танку ползали рабочие,
откручивая, прикручивая, проверяя, налаживая, закрепляя, монтируя. Спереди,
сбоку, сверху танка – короче, повсюду были установлены фары, размерами
напоминающие небольшие прожектора. Когда эта гора попрет ночью,–
отстраненно подумал Сварог,– то будет похожа на самоходный небоскреб…
Было что-то знакомое в силуэте железного монстра, что-то подобное он уже видел
когда-то. Невольно вспомнился танк, ползущий сквозь сумрак и дождь и заливающий
все вокруг себя ослепительным светом прожекторов.
– Это «Буреносец»,– словно прочитав его мысли, с
непонятной интонацией сказала Щепка.– Тот самый, с помощью которого твой
бедный друг намеревался сокрушить мою Мониторию, но… усовершенствованный.
Сварог повернулся в ее сторону – она смотрела на
танк-великан влюбленным, переполненным восхищения взглядом. Такими глазами
соплюшки, запершись в своих комнатках, рассматривают фотографии любимого актера
или рокера, готовые отдаться ему в любой момент.
– Его оставили там, на поле боя под Некушдом. Он гнил,
ржавел, разрезанный на части, врастал в землю. Потом Ролн-Терро через свои
каналы добился разрешения отправить брошенную военную технику на переплавку. И
его привезли сюда. Только никто и не думал уничтожать «Буреносец». Я решила
перестроить его в еще более могучее, еще более неуязвимое создание. «Стеклянный
дождь». Ха, знаешь, в чем была ошибка проектировщиков первого «Буреносца»? Они
пытались создать совершенное оружие против магии – но без помощи магов. Мы
исправили эту ошибку! И теперь в Короне нет оружия, равного «Дождю». И я готова
прямо сейчас, в одиночку, поквитаться со всем войском Мар-Кифая…
Она смотрела на танк и бормотала, бормотала, описывала
сладостные картины, встающие перед ее затуманенным взором. Сварогу стало дурно,
он отвернулся. Близнецы стояли поодаль и безучастно смотрели на танк. Вот,
оказывается, чем они так похожи друг на друга – одинаковым выражением глаз. А
точнее, полным отсутствием какого бы то ни было выражения. Пустые, холодные,
бессмысленные, одинаковые зенки… Как у рыб…
– Верхом на «Дожде» мы ворвемся в мою столицу,– Щепка
нервно ощупывала свое лицо, не отрывая взгляда от танка.– Мы пройдем
сквозь улицы и проспекты, круша приспешников предателя, сровняем его резиденцию
с землей… Ни один удар магии не страшен «Стеклянному дождю», он подавляет любые
воздействия, зато сам разит направо и налево испепеляющим волшебным огнем!
Мар-Кифай будет убегать, да, убегать, жалкий трус, но я догоню его на моем
ревущем скакуне, я раздавлю его гусеницами, вомну в грязь, потом дам задний ход
и еще раз проеду по его трупу, и еще! и еще!! пока его тело не будет
расплющено, искромсано, пока оно не исчезнет, не перемешается с грязью, пока
само не станет грязью, налипшей на траки моей сияющей машины! О, я не буду
играть с ним, как играю с твоим другом, потому что твой друг – мой враг, но он
враг поверженный, а значит, моя собственность, а Мар-Кифай – предатель и
изменник, его я убью быстро, быстро…
Наконец она выдохлась, замолчала, тяжело дыша и роняя слюни,
и только тогда Сварог, изо всех сил стараясь говорить как бы между прочим,
позволил себе поинтересоваться:
– Извини, я глуп, я не понимаю… Этот мой друг, который твой
враг… Это кто?..
Щепка усмехнулась.
– Конечно, ты глуп, потому что ты тоже предал меня! Все
предатели будут наказаны за свою глупость… А твой друг – это тот, который
оскорбил меня и объявил мне войну. Ему не удалось скрыться в колониях, я
выследила его и три года назад поймала. Я, а не Мар-Кифай…
У Сварога потемнело в глазах.
– Он… здесь?
– А где же еще! Желаете взглянуть, граф?
…Экскурсия по владениям Щепки продолжалась. Они остановились
в одном из бесконечных коридоров, около двери с глазком, и глазок тут же
осветился изнутри – в камере зажегся свет.
– А почему нет Монаха?– вдруг забеспокоилась
Щепка.– Где Монах? Сбежал?! Приведите Монаха, я хочу, чтобы и он
посмотрел!
Н-да, логика из ее слов исчезла окончательно. Жалость,
которую Сварог поначалу испытывал к боевой подруге, развеивалась, как дым на ветру.
Двое вертухаев бросились куда-то по коридору, трое остались в свите. «А вот
ответьте-ка мне, господа ученые,– чувствуя, как откуда-то из желудка
медленно поднимается клокочущая волна ярости пополам с омерзением, подумал
Сварог,– как при столь очевидном, мягко говоря, помутнении рассудка эта
сука умудряется командовать толпой подчиненных, строить боевую машину и всерьез
рассчитывать на государственный переворот?»
Наконец привели Монаха – растрепанного, недоумевающего,
злого.
– В очередь, господа, в очередь на просмотр познавательного
сюжета,– Щепка прыснула и издевательским жестом пригласила Сварога
смотреть первым.
Сварог, сжав зубы, зная уже, что увидит в комнате и страшась
увидеть, приник к глазку.
По комнате, где все – потолок, пол, стены, скудная мебель,
матрас, простыня, одежда – было ослепительно белого цвета, неустанно ходил от
стены к стене худой человек с гривой седых всклокоченных волос. Он то и дело
всплескивал руками, яростно жестикулировал, безостановочно шевелил губами,
словно вел с кем-то жаркий спор. Но в комнате больше никого не было. Потом
человек вдруг остановился, резко повернулся и уставился на запертую дверь.
Темные круги под выпученными глазами, бледное, осунувшееся лицо, нервически
подрагивающие уголки рта… Но главное – взгляд. Он смотрел на дверь взглядом,
который мог принадлежать только совершенно безумному человеку. Это был Гор
Рошаль. «Ты должен замкнуть круг»,– говорила Праматерь. Вот, пожалуйста:
круг замыкается, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Вот только…