— Бросьте ножик, а то порежетесь нечаянно, — сказал
Бестужев держа обоих под прицелом. — Вот так, прекрасно… Господа, у вас, я
вижу, скверная привычка постоянно оказываться у меня на дороге… Когда-нибудь
это меня выведет из терпения, предупреждаю честно.
Оба таращились на него так, что верилось: живьем сожрать
готовы. Тот, что повыше, зло выплюнул целую череду коротких непонятных слов —
судя по интонации, поносил Бестужева на чём свет стоит.
— Ну, разумеется, я вас тоже уважаю, сударь… —
усмехнулся Бестужев. — А ну-ка, живенько ложитесь на пол, лицом вниз! Кому
говорю! Или полагаете, я настолько гуманен, что не буду в вас стрелять? Да
запросто… Ну?!
Оба, ворча, поругиваясь и бросая злобные взгляды, выполнили
приказание. Подойдя к окну, Бестужев отворил створку и свистнул. Слышно было,
как распахнулась входная дверь, и затопотали бегущие.
Всё было кончено через несколько минут: оба злодея,
надёжнейшим образом связанные, перенесены в соседнюю комнату. Агентов Бестужев
оставил там же — не столько в качестве караула для пленников, сколько из
нежелания посвящать посторонних, в общем, людей в некоторые секреты.
Спрятал пистолет, встал посреди комнаты и, сложив руки на
груди, принялся разглядывать связанную американскую красотку.
— Прямо-таки старинная легенда, — сказал он,
усмехнувшись. — Принцесса, рыцарь и дракон. Рыцарь, положа руку на сердце,
не особенно и романтичен, драконов, правда, целых двое, они, как драконам и
полагается, самого отвратного облика… Зато принцесса, что тут скажешь,
очаровательна…
Луиза выглядела не испуганной — скорее, злой, как сто
чертей, глаза из-под растрепавшейся чёлки так и сверкали уже знакомой
строптивостью.
— Что вы торчите, как истукан, и пялитесь! —
огрызнулась она. — Развяжите меня!
— Одну минуту, — вежливо сказал Бестужев. —
Тысяча извинений, но с вами не обойтись без некоторых предосторожностей…
Комната определённо служила кабинетом, судя по обстановке.
Подойдя к письменному столу, Бестужев увидел на нём открытую чернильницу, перо
и телеграфный бланк, исписанный мелким, бисерным почерком. Не разобрав,
разумеется, ни одного английского слова, он тем не менее прочитал в самом
начале «Париж» — а это уже было крайне интересно… Бесцеремонно сложил бланк
вчетверо и спрятал в карман. Выдвинув ящики стола, обнаружил в правом тот самый
большой револьвер, который уже дважды видел в руках Луизы. Револьвер, как и
следовало ожидать, оказался заряженным на все гнезда. Держа его тремя пальцами
за конец дула, словно дохлого мыша, Бестужев отнес оружие к окну и, не
задумываясь, выбросил в сад. Потом только подошёл к стулу и распутал узлы. Едва
он успел закончить, Луиза принялась распутываться самостоятельно.
— Насколько я понимаю, это ваши земляки? — спросил
Бестужев. — Странные у вас с ними отношения…
— Что вам нужно?
— Я пришёл вас доблестно спасти от этих злодеев.
— Спасибо. Я прямо-таки растрогана. Что вам нужно?
— Сущие пустяки, — сказал Бестужев. — Я,
собственно, пришёл вас арестовать… ну, это ещё не обязательно, однако намерения
такие у меня есть, и я вполне могу претворить их в жизнь, если мы не
договоримся…
— Шутите?
— Ничуть, — грустно сказал Бестужев. — Вы,
должно быть, слышали о наших значках…
Многозначительным, почти торжественным жестом он отогнул
левый лацкан сюртука. Блеснул маленький, ярко начищенный значок: извергающий
пламя дракон, увенчанный королевской короной.
Ради оказания должного морального давления он применил трюк,
изобретенный в своё время покойным Кузьмой Штычковым, — срабатывавший,
надо сказать, всякий раз, если судьба Кузьму сводила с людьми несведущими.
Значок этот никакого отношения к полиции не имел, это была эмблема, какую
носили при парадном мундире на петлицах и погонах австрийские пулемётчики — но
вряд ли заокеанская гостья разбиралась в подобных тонкостях…
Судя по её округлившимся глазам и лёгкой бледности, она
поверила — как многие верили Кузьме, предъявлявшему внушительный нагрудный знак
выпускника Императорской ветеринарной академии — с короной, венком из дубовых
листьев и двумя змеями — именно змеи и производили основной эффект…
— Но я ни в чём не…
— Мы разберёмся, мисс, — непреклонным тоном
пообещал Бестужев. — Боюсь, это отнимет несколько дней, но ничего не
поделаешь…
— Но я не могу! — вырвалось у неё. — Я
должна…
— Нынче же вечером уехать в Париж? — понятливо
подхватил Бестужев.
Он вспомнил, что видел в одной из комнат на первом этаже
упакованные и стянутые ремнями дорожные чемоданы.
— Да…
— Боюсь, с этим придётся подождать, — сказал
Бестужев. — Путешествие вам, конечно, предстоит, но отнюдь не в Париж. Я
офицер русской тайной полиции, мисс. Вы наверняка не знали, но меж нашими
странами — я имею в виду Российскую и Австро-Венгерскую империи — давным-давно
заключён договор о взаимной выдаче политических преступников. Всё уже
согласовано с местными властями. Вы поедете под конвоем в Петербург, а оттуда,
не исключено, и в Сибирь… Изволили слышать что-нибудь о сибирской каторге?
Ничего весёлого…
Он ухмыльнулся про себя, глядя, как её глаза становятся
вовсе уж круглыми от страха: ну разумеется, её представления о Сибири наверняка
ничем не отличались от тех, что недавно продемонстрировал Руди Моренгейм. Тем
более что буквально месяц назад очередной американский щелкопёр, недельку
покрутившийся по сибирским губернским городам, выпустил очередной опус об
«ужасах самодержавия», где живописал всевозможные высосанные из пальца страсти
наподобие того, что сибирская жандармерия бросает провинившихся политических
каторжан на съедение дрессированным медведям, а день начинает с того, что
хлещет кнутом посреди площади горожан за найденную у них книгу Карла Маркса. В
очередной сводке по особому отделу об этом упоминалось с кратким изложением
содержания…
Бестужев смотрел на неё хмуро и недоброжелательно,
старательно разыгрывая роль одного из тех ужасных сатрапов самодержавия, о
которых она наверняка читала у себя дома всевозможные вымыслы. Она, конечно,
неглупа и хитра, но всё же не служит какой-либо конторе, а значит,
профессиональной закалки не имеет — всего-навсего энергичная авантюристочка,
девчонка, не знающая Европы и её реалий… Должно получиться.
— Если вы ни в чём не виноваты, вы оправдаетесь, —
продолжал Бестужев ледяным тоном. — Правда, на это потребуется немало
времени. Вряд ли ваши дипломаты станут из-за вас ломать копья —
Северо-Американские Соединённые Штаты не входят в число великих держав, влияние
их в Европе ничтожно, к тому же речь идёт о политическом деле — а у вас,
насколько мне известно, полиция тоже не пылает особой любовью к политическим
преступникам.
— Да нет, вы шутите…
— Приведите себя в порядок, и едем в
полицей-дирекцию, — сказал Бестужев холодно. — Вы быстро убедитесь,
что шутками тут и не пахнет…