Летающий слон - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 14

Стрелок обернулся, уставился на него с удивлением.

– А я гляжу – ты, не ты. Не узнаешь? – хохотал Зепп. – Долохов я, Мишка! Тринадцатый год, перелет через Ла-Манш! Ну, вспомнил?

– Обознались, – развел длинными руками поручик. – Не за того приняли.

Подойдя вплотную и якобы убедившись в ошибке, гауптман шлепнул себя по щеке.

– Пардон, виноват. Думал, Сережка Буксгевден. Усы такие же, походка. Мы с ним из Лондона в Париж летали. Я Долохов, Михаил. Просто Миша.

– Жора Лучко. – Обменялись крепким рукопожатием, с симпатией глядя друг на друга. Выражение лиц у них было совершенно одинаковым, будто отражалось в зеркале. – Вы летали через Ла-Манш, в мае тринадцатого? Буксгевден участвовал, помню по газетам. А вот Долохова что-то…

Зепп, корректируя легенду, махнул рукой:

– Да я, собственно, не взлетел, колесо подломилось.

– М-да, бывает, – посочувствовал стрелок. Его тощая физиономия приняла скорбное выражение, сделавшись еще длинней. – А Буксгевден, приятель ваш, разбился в сентябре. Не слыхали?

– Нет, я еще в Америке был. – Теофельс пригорюнился. – Жалко. Какой был летун! Мало таких…

Помолчали.

– Эх, Сережка, Сережка, – всё переживал гауптман. – Ты его знал? – Он спохватился. – Ничего, что я на «ты»? Не люблю церемоний с товарищами.

– Я тоже. На «ты» так на «ты». А это заместо брудершафта. – Лучко с размаху хлопнул нового приятеля по плечу. – Нет, с Буксгевденом я знаком не был, но все говорят – отличный был летяга.

– Никаких «заместо». Что мы, гимназистки? Я, брат, с пустым бензобаком не летаю. – Зепп хитро подмигнул и, сделав замысловатый жест, показал фокус: в пустой ладони откуда ни возьмись появилась фляжка. – Коньячок, «Мартель». Чебутыкнем за знакомство. И Сережу помянем.

Он уже и место приглядел – два полешка под уютным кустиком.

– Вон и ресторация.

Поручик с тоской смотрел на флягу, в которой аппетитно побулькивало.

– Не могу. Слово дал командиру, летунское. До смотра – ни капли.

– Это правильно. Но мы же не пьяницы. По одной крышечке, символически. За всех наших, кто летал да отлетался.

Было видно, что поручику ужасно хочется выпить. Но он затряс головой и попятился.

– Ну тебя к черту, не искушай. После смотра – хоть ведро. А сейчас не могу. Слово есть слово.

В самом деле, перекрестил Зеппа, словно беса-искусителя, и чуть не бегом ретировался.

Похвально, вынужден был признать фон Теофельс. Можно сказать, наглядный пример пользы воздержания – хоть вставляй в спасительную книжицу Общества трезвости.

Если б поручик нарушил «летунское слово» и отпил хотя бы капельку из соблазнительной фляги, часа через два у него начался бы неостановимый понос, рвота, потом лихорадка. В ампулке содержался концентрированный раствор дизентерийных бактерий.

У этой болезни прелестно короткий инкубационный период и очевидные симптомы. Выбытие из строя гарантировано. Если человек и умирает (а при такой лошадиной дозе этим скорее всего и закончилось бы), никаких подозрений не возникает. Дизентерия да тиф – всегдашние спутники фронтовой жизни.

Поручику Лучко повезло, гауптману фон Теофельсу – увы. Но пьеса была еще не окончена. Предстояло третье действие.

Когда Зепп повернул назад в сторону клуба, его лицо опять изменилось. Лихо разлетевшиеся брови сошлись мечтательным домиком, глаза томно сузились и залучились, походка из разболтанной стала вялой, полусонной. Сразу было видно, что по деревенской улице идет человек с тонко чувствующей душой, враг всякой пошлости. К примеру, повстречав на пути кучу свежего навоза, этот романтик страдальчески вздохнул и отвел глаза. Грубая физиологичность мира была ему отвратительна.

Проходя мимо груды сваленных бревен, где тонкий белолицый юноша в кожаной тужурке, шевеля губами, читал книгу, Теофельс остановился. Радостная недоверчивость осветила его печальные черты.

Деликатно ступая неширокими шагами, чтобы не шуметь, он приблизился к читателю и нараспев полупродекламировал-полупропел:

Как бледен месяц в синеве,

Как золотится тонкий волос…

Как там качается в листве

Забытый, блеклый, мертвый колос…

Второй пилот «Муромца» вздрогнул, поднял глаза.

– Любите Блока? – воскликнул он.

– Больше, чем Пушкина! Стихи Александра Блока – это голос божества! – пылко ответил незнакомец и, прикрыв рукою брови, завыл врастяжку:

Вхожу я в темные храмы,

Свершаю бедный обряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцании красных лампад.

Шмит вскочил:

– Вы… вы кто? Садитесь. Ужасно рад познакомиться! А то, знаете, не с кем толком словом перемолвиться… Нет, все очень хорошие и замечательные товарищи, я ничего такого… Но, понимаете, иногда хочется…

Уверив молодого человека, что отлично его понимает и сам испытывает точно такие же чувства, Зепп представился:

– Долохов Миша, в прошлом филолог. Когда-то сам стихи писал. Только плохие. Настоящая поэзия не на земле, а там. – Он показал на небесную синеву. – Когда я лечу на аэроплане, чувствую себя настоящим поэтом.

– Как вы хорошо это сказали! Митя. Дмитрий Шмит. Из Московского университета.

Знакомство началось так славно, что Теофельс решил не разводить лишней канители. Сразу достал свою флягу, поболтал ею.

– Ах, дорогой вы мой! Подарок судьбы, что я вас встретил. Будет с кем душу отвести. Давайте за знакомство. Это «Мартель», из самого Парижа. – Поставил флягу на бревно, а налитую до краев крышечку протянул юноше. – «Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, аи». Пейте первый. Потом я.

Этот сопротивляться и не подумал.

– С удовольствием… Только давайте сядем.

Они сели по обе стороны от фляги. Шмит, охваченный радостным волнением, все не мог успокоиться. Поставил крышечку, взмахнул рукой.

– Сейчас. Только, если позволите, я сначала по случаю знакомства прочту мое самое любимое. Про нас, авиаторов.

Летун отпущен на свободу.

Качнув две лопасти свои,