Вроде бы самое простое и логичное решение – хорошая диверсия
в петроградском авиационном отделении Русско-Балтийского завода. Технически это
вполне осуществимо. Агентов во вражеской столице имеется достаточно, в том
числе отличных специалистов по поджогам и взрывному делу. Превратить цех и
ангар вместе с подготовленными к сборке десятью аппаратами в груду головешек –
дело для профессионала не слишком сложное. Однако что дальше?
Да, на первом этапе большого наступления небо будет
оставаться немецким. Но масштабная диверсия против «Муромцев» станет для царя
самым убедительным доказательством того, что германцы очень боятся воздушного
гиганта. Русские плохо умеют организовать работу в обычных условиях, зато в
авральной обстановке эта нация способна мобилизоваться как ни одна другая. На
производство тяжелых аэропланов сразу же найдутся любые средства. Выделят
сколько надо строителей, инженеров, квалифицированных рабочих. Не успеешь
оглянуться, как невесть откуда, из пучины морской, выскочат разом не десять, а
тридцать три богатыря. По расчетам Большого Генштаба, фронтовая операция может
продлиться около полугода. За это время небо почернеет от «Летающих слонов».
Наступление, которое начиналось за здравие, кончится за упокой.
Нет, диверсия – не метод.
Убить конструктора?
Технически опять-таки пара пустяков. Но это надо было делать
раньше, на стадии проектирования. Теперь поздно. Эффект снова получится
обратный: террористическая акция лишь уверит русское командование, что
«Муромец» имеет большое стратегическое значение.
Вообще, чем больше будет шума и грохота вокруг воздушного
корабля, тем хуже для дела.
Значит, третье.
Уязвимый кончик хобота у «Летающего слона» – колебания
высокого начальства, которое а) консервативно и плохо разбирается в вопросах
авиации; б) экономит деньги; в) делится на клики, фракции и группировки, у
каждой из коих собственные интересы.
У «Ильи Муромца» наверху есть покровители, но есть и
многочисленные влиятельные противники. Вот и нужно помочь этим славным людям
одержать победу в их подковерной борьбе.
Первая же рекогносцировка в околоштабные круги определила
время и место. Судьба воздушного корабля выяснится на авиационном смотре,
который сторонники «Муромца» затевают специально, чтоб произвести впечатление
на верховного главнокомандующего. Если сам Никник поддержит проект – все
препятствия рухнут как по мановению волшебной палочки. Значит, нужно, чтобы
многомоторный аэроплан великому князю не понравился.
У сложной задачи нашлось неожиданно легкое решение. Во
всяком случае, таковым оно представлялось Зеппу издалека.
Попасть в Особый авиаотряд при имеющихся связях и навыках,
да при общем дефиците пилотов будет нетрудно. А там можно устроить с помощью
Тимо, мастера-золотые-руки, какую-нибудь техническую бяку, от которой «слон» во
время демонстрации свалится прямо на чугунную башку его высочества. Нет, лучше
где-нибудь поблизости, а то, не дай боже, вместо Никника назначат другого
главнокомандующего.
Сказано – сделано.
Через шесть дней после того, как капитан фон Теофельс нашел
у слона кончик хобота, в Особый авиаотряд прибыл рубаха-парень Миша Долохов со
своим долговязым механиком. Осмотрелся, принюхался, наладил теплые отношения с
начальством и товарищами.
И шапкозакидательское настроение скисло.
Секретная зона была близехонько, на краю летного поля.
Близок локоть, да хрен укусишь.
Первые впечатления были неутешительны.
Объект охранялся всерьез, без обычной российской
расхлябанности. Перед ответственным смотром меры безопасности наверняка еще
больше усилятся. Проникнуть на территорию – не шутка. Деревянный забор – не
Великая китайская стена. Подобраться к машине в ночь перед парадом и что-нибудь
там нахимичить сложно, но можно. Однако, как вскоре выяснил Зепп, перед каждым
вылетом «Муромец» подвергается тщательной двухчасовой проверке – по всем аварийноопасным
узлам. По случаю смотра проверка наверняка будет усиленной. Каким бы мастером
ни был чудесный Тимо, механики аэроплана все равно знают уязвимые места своей
машины лучше.
Насколько легче работалось в России до начала войны или в
самом ее начале! Русские были беспечны, как дети. Во время
августовско-сентябрьского наступления штабы армий передавали по радио в корпуса
и дивизии приказы открытым текстом… О где ты, утраченная невинность!
Парадокс: именно из-за того, что германская разведка очень
хорошо работала, русские так быстро обучились осторожности.
Так что вблизи орешек оказался крепким. Сразу не раскусишь.
В офицерской столовой
Жизненный опыт Зеппа свидетельствовал, что самое слабое
звено в любой системе защиты – человеческий элемент.
Капитан был убежденным гуманистом и очень любил своих
братьев и сестер по биологическому виду. За полезность.
Мягкие, теплокровные, доверчивые создания, такие открытые
всякому доброму слову и участливому взгляду, были восхитительно
непоследовательны и алогичны. Попробуйте-ка вскрыть банковский сейф, не зная
комбинации цифр. А человека погладишь там-сям, ущипнешь, пощекочешь, и он сам
раскроется. Просто талант нужно иметь. Любить надо человека, вот что.
Поэтому Зепп сразу полюбил всех своих новых друзей, боевых
соратников, с которыми, черт побери, вместе на смерть идти, защищать Родину от
тевтонского нашествия.
Честно говоря, полюбить летунов полковника Крылова было
совсем нетрудно. Это всё были забубенные головушки – молодые, веселые парни,
как две капли воды похожие на немецких летчиков.
В Особом авиаотряде, как во всякой воинской части, имелось
два отдельных помещения, дабы вкушать хлеб насущный. Только в обычном полку
есть столовая для нижних чинов и офицерское собрание, а здесь разделение было
по иному принципу: для «соколов», то есть для летного состава, и для «ужей» –
то есть наземного персонала. Летуны между собой званиями не мерялись, только
мастерством да удачей. В лучшем из деревенских домов, бывшей цукерне «Роскош»,
расположилась кантина для небесного люда, неважно – со звездочками на погонах
или без. «Рожденные ползать» – адъютант отряда, командир зенитчиков, старший
механик, военные чиновники – столовались в другом месте.
Но и в летчицкой кантине, как приметил Зепп, тоже
соблюдалась своя иерархия. Часть залы, приподнятая на одну ступеньку и
огороженная перильцами, пустовала. Там белел ослепительной скатертью какой-то
особенно нарядный стол, украшенный вазой с цветами. За остальными столами
прислуживали дневальные солдаты в фартуках, а у этого священнодействовала
пухлая, миловидная кельнерша с кружевной наколкой на золотистых волосах.
– Для начальства? – спросил Теофельс у соседей.