Силы небесные, силы земные - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гармаш-Роффе cтр.№ 72

Он молчал, безразлично глядя на нее.

Под его взглядом Лия вдруг сползла с табурета. Встала перед ним на колени.

— Я все сделаю, как ты хочешь… Только не надо маму убивать, пожалуйста, умоляю тебя!!!

Он не шелохнулся. Вид ее унижения — ее, своенравной и непокорной, — доставлял ему удовольствие.

— Я готова загладить… Вину… Только останови этого… твоего подручного… Прошу тебя, Арсений, пощади!

Она уже цеплялась за его колени.

Он улыбался. Правильно, так и надо. Это то положение, на которое ты можешь рассчитывать, Лиечка: у моих колен! И теперь так будет всегда!

— У тебя была возможность уладить все мирно, Лия, — строго и печально ответил он. — Я ведь так мало просил: всего лишь согласия, чтобы я осыпал тебя и твою семью подарками! Принять мою любовь и заботу! А ты…

— Я не оценила, я раскаиваюсь, я готова принять! Только не надо убивать маму!

Лия ненавидела себя за эти слова, за свою коленопреклоненную позу, за унижение. Но на кону жизнь ее матери! Разве могла она поступить иначе?!

— Отмени свое распоряжение, Арс! — заклинала она.

— Соглашусь, пожалуй… Исключительно из любви к тебе, милая. Но имей в виду, ставки растут: еще одно ослушание, и я начну с твоего папы.

— Его не будет, клянусь! Никаких ослушаний!

Лия плакала, слезы ее капали на его босые ступни.

Он ощутил возбуждение.

— Хорошо. Пойдем в спальню. Я хочу тебя.

— Отмени свое распоряжение сначала!

— Ах, да…

Арсений снова набрал на сотовом номер, дал отбой. Взял Лию за руку, повел в спальню.

— Ты ведь тоже хочешь меня, правда, Лийка? — улыбался он ласково по дороге к постели. — Не разочаруй меня, милая…

Симулируя оргазм, Лия, всегда и во всем честная, сейчас этой симуляцией ничуть не была смущена: он сам недвусмысленно велел ей сыграть то, что ему нужно. Она и играет.

Часто Лия слышала рассуждения: мол, за деньги можно все купить, включая любовь, — это только вопрос цены. Но так рассуждать могут лишь тупицы. Любовь и страсть нельзя ни подкупить, ни принудить — в обмен получишь симуляцию.

Изображая страсть, Лия пыталась вспомнить, куда Мышьяк положил молоток после того, как вынул из ее рук. Она не собиралась сдаваться. Более того: теперь она готова не просто его нейтрализовать — она готова его убить.

Если сумеет, конечно…

Должна суметь! Должна.

Так куда он положил молоток?!

…Арсений оторвался от нее, не достигнув оргазма. Все кончено. Эта девчонка — отработанный материал. Больше она не даст ему наслаждения. Она ненавидит его. Но это ее проблемы.

А свои он, с ее помощью, решил. Теперь обойдется без нее. Найдет другую бабу, похожую. И покладистую. Самое главное, он уже знает, что может! Он стал нормальным. Больше ему не придется оставлять за собой трупы, рискуя быть пойманным…

Ее труп станет последним.

Он тихо лежал еще некоторое время, решая, как лучше избавиться от Лии. Здесь, в квартире, убить ее проще простого, но оставлять за собой тело, как раньше, он не хочет. Сейчас не следует множить следы. А выносить покойницу из квартиры — сложно. Надо все сделать где-то в другом месте, подальше от города…

К тому же придется убрать и ее родителей: они Арсения видели, они многое могут рассказать полиции, когда примутся искать дочь…

Рыжего тоже убрать? Он бы с удовольствием…

Но нет, рыжий не опасен: лично с Арсением не встречался, что-то знает со слов Лии… Ничего конкретного. О клубе коллекционеров антиквариата? Да что с того. Лев Давыдович его не выдаст, слишком многим обязан. Адрес на Якиманке? Да хоть все архивы поднимите — ничего не найдете. Арсик, тезка и друг детских лет, на другом континенте давно засел, не достать. А если вдруг достанут, то не вспомнит он, что лет пятнадцать назад дал приятелю ключ от своей квартиры…

Так что пусть рыжий живет. Лишний трупешник Арсению сейчас совсем ни к чему.

Значит, Лия и ее родители. Они знают, что завтра обручение, — они спокойно сядут в машину того, кого он за ними пришлет. А там…

Он размышлял еще некоторое время — до тех пор, пока план не вырисовался во всех деталях.

Теперь требовалось все организовать.

Он посмотрел на Лию: кажется, спит. Или притворяется?

Без разницы.

Он нагнулся, открыл нижний ящик ночного столика, нащупал продолговатый предмет. Затем повернулся к Лие и прижал электрошокер к ее плечу, выпустив разряд.

Лия дернулась и потеряла сознание. Так-то оно лучше, милая.

Из того же ящика он выудил наручники — столь полезный предмет имелся у него в неограниченных количествах, во всех квартирах, машинах и карманах. Сковав руки Лии, он сходил за мотком веревки, привязал наручники к изголовью. Затем связал ее ноги.

— Отдыхай, русалочка! — усмехнулся он и вышел из затхлой квартиры.

Звонок разбудил Алексея Кисанова в полшестого утра.

— Мне только что сообщили, — голос Громова был хриплым, видать, полковника тоже разбудили, — в протоколе того дела наш малолетний урод значился как Курёхин. Но в шестнадцать лет он сменил отцовскую фамилию на материнскую, на Голубева. Лучше быть голубем, чем курицей, а? — хмыкнул Серега. — А дальше проблема. Нет его нигде, затерялся. Есть полные тезки, но либо дата, либо место рождения не совпадают.

— Стало быть, снова сменил фамилию…

Одно время можно было это сделать с легкостью. Помнится, в какой-то деревне даже появились новые Клинтоны и Джексоны, в газетах писали. Однако в девяностых многие загсы лишились помещений или сильно ужались: бандитизм, никак не сдерживаемый новой властью (имевшей свою долю, надо полагать), безнаказанно и бесконтрольно отнимал или выкупал за взятки здания учреждений, детских садов, школ… Архивы уничтожались — случалось, банально сжигались во дворе, — поскольку для них больше не было места у новых хозяев.

— Но на какую, вот в чем вопрос. Может, че-нить от слова «бог»? Он ведь «божонок», — ответил Серега.

— А то и прямо Боженок. Поищи. Или какой-нибудь Боголюбский.

— Не, Боголюбский любит бога. А наш псих любит только себя.

— Или что-то такое, что означает самый лучший. Он ведь нарцисс, убежден, что краше-лучше его на свете нет.

— И как это выглядит? Самолучшев? — заржал Серега.

— Самохвалов?

— Не, звучит как-то нескромно.

— Скорее, не лестно. Сам себя хвалит, потому как никто другой не сподобился… Может, от какого-нибудь иностранного слова? С латинским или греческим корнем того же значения?