Борис Николаевич взял свою палку со скамьи, поставил перед собой и оперся на нее подрагивающими руками.
— Знаете, столько лет прошло, а у меня до сих пор мурашки по коже.
Он помолчал.
— Я грешный человек, много чего в жизни натворил… Но поднять руку на ребенка? Это же кем надо быть, скажите мне?!
Он повернулся к детективу, и Алексей увидел, что из-под очков его текут по сморщенным щекам слезы.
— Заговорил я вас, юноша. Вы уж меня извините. — Он достал несвежий платок и шумно высморкался. — Дальше рассказывать особо и нечего. Вызвали мы милицию, они девочку из воды достали. Одежки на ней порваны, на шейке черный след. Мы плакали все, и мужчины, и женщины… Милиция тело увезла, Арсения мы с ветки сняли, домой отвели. Пытались узнать у него, что видел. Но он ни слова не мог сказать. Он вообще перестал говорить. А там мать его вернулась, сына забрала в город. Больше он на дачу не приезжал.
— А сын Лесиной что рассказал?
— Они играли в лесу, как вдруг услышали тонкий вой. Думали сначала, что животное какое-то, помчались в сторону звука. А там поняли, что не вой то был, а плач… «Не надо, дяденька, пожалуйста, не надо…» Пацаны в кусты залегли, подобрались к полянке. Ну и увидели, что мужчина на девочку напал… Мы-то, взрослые, сразу поняли, о чем речь… А Людочкин Арсений решил, что злой дядька убивает девочку. Они ж еще маленькие были, лет по десять, много не понимали… В общем, мальчик испугался, скорее на дачу, к родителям, на помощь звать. А второй почему-то остался. И все видел, без сомнения… Как скот этот девочку изнасиловал и задушил. Такая вот мерзкая история.
…Изнасиловал и задушил. А потом в воду положил. Знакомый почерк!
— Борис Николаевич, вы не запомнили, случайно, внешность девочки? Цвет волос, глаз?
Старик посмотрел на детектива таким взглядом, будто последний выкручивал ему руки, причиняя страшную боль.
— Я не хочу это вспоминать! Меня столько лет преследовало видение: лежит, маленькая, в воде, мертвая, и смотрит сквозь воду на небо… Голубое, как ее глазки…
— Простите, Борис Николаевич, простите, но это очень важно. Я сказал вам, несколько девушек убиты, мы ищем преступника… Я знаю, у вас все равно это видение сейчас перед глазами! Просто скажите мне, какого цвета волосы у нее были?
— В воде казались темными… Но когда ее вытащили, вода немного стекла. В общем, шатенка светлая. Грудки маленькие уже прорезались, лет тринадцать, наверное, было детоньке… Как моим внученькам тогда… Близняшки они у меня.
— Спасибо вам, — Алексей тронул старика за руку. — Огромное спасибо! Убийцу нашли?
— Нашли. Хоть и не сразу. Маньяк, за ним таких преступлений уже несколько числилось, милиция его давно искала… Мы-то все дали показания, да только мы ж его не видели. А Людочкин сын не смог его описать, в шоке был, перепугался насмерть. Второй, «божонок», так ничего и не сказал никому. Вроде б в милиции говорили, если память не изменяет, что ни слова от него не добились… А он был единственный свидетель, видевший убийцу. Вот и искали маньяка еще пару лет. Но поймали и высшую меру дали. Расстреляли, по-моему.
— Год не вспомните?
— В конце восьмидесятых дело было, точнее не скажу. Зато помню, что июнь: жасмин цвел во всех садах, запах стоял такой, знаете, головокружительный…
Жасмин! Зеленая соль, которую убийца подсыпал в ванны жертв, пахла жасмином!
— А кто эта девочка, не знаете?
— Нет. Она из другого дачного поселка. Только говорили, что ее Лией звали…
Кис, Феликс и Игорь переглянулись. Лией!
Детектив позвонил Сереге, как только они расстались с милейшим Борисом Николаевичем. Информация была крайне ценной, и детектив ее подробно изложил. Оставалось лишь надеяться, что дело не затерялось в архивах милиции…
— Все, Серег, теперь твой ход, — подытожил Кис. — Если найдешь досье, то там и фамилия Арсения должна обнаружиться: его несколько раз допрашивали в милиции, в протоколах записано. И еще, слышь, посмотри на фотографии трупа. Родинки на девочке или бородавки, родимые пятна или шрамы — но это то, что «божонок» вырезал на телах своих жертв.
— Божонок гребаный, — уточнил Серега. — Я уже дома, но сейчас распоряжусь. К утру найдем, Кис, обещаю.
— Только к утру? — расстроился Феликс.
— Если что-нибудь прояснится раньше, Громов перезвонит. А сейчас по домам. Надо иногда отдыхать, парни. Завтра силы нам понадобятся…
…Об отклонениях, свойственных сексуальным маньякам, Алексей Кисанов знал немало. Пришлось изучить предмет, когда его собственную жену, Александру, похитил один такой
[12]
.
Собственно, «один такой» — неверное выражение. Они разные, и, строго говоря, далеко не всех можно назвать «маньяком» или «серийным убийцей». Объединяло этих людей только одно: детская психологическая травма, болезненно повлиявшая на формирующуюся сексуальность, которая и стала причиной патологии. Но отнюдь не каждый из них преступил черту и воплотил патологию в действие, некоторые всю жизнь отчаянно боролись со своими бесами. И побеждали их! Такие люди заслуживали по большому счету медали «За отвагу»…
Но только не Мышьяк. Можно пожалеть мальчика, которому пришлось стать свидетелем жуткой сцены, но нельзя пожалеть убийцу, который принялся действовать по образу и подобию того скота.
Теперь понятно все: и почему он насиловал и душил, и почему укладывал тело в ванну таким образом, чтобы волосы жертвы оказались в воде; и почему подкрашивал воду в зеленоватый, как озерная вода, цвет; и почему она пахла жасмином… Скоро узнаем и то, что вырезал он на коже жертв. Хотя по-прежнему неизвестно, с какой целью. Но это уже детали.
Итак, к Лие у него особое отношение. Она не просто голубоглазая (с помощью линз) шатенка, как прочие его жертвы, — ее и зовут ЛИЯ. Как ту девочку, жертву маньяка… Надо думать, что тогда Мышьяк, подсматривая за изнасилованием, испытал свое первое и мощное сексуальное возбуждение. Не ощутив ни сочувствия к девочке, ни ужаса, с которым любой (нормальный) человек реагирует на свершающееся на его глазах зло.
Когда он повзрослел, то оказалось, что не способен испытать с женщинами такого же сильного наслаждения, как тогда. Возможно, подводила потенция, возможно, просто не мог достигнуть пика, но «разбираться в оттенках говна», как говорят в народе, детективу не хотелось. Без разницы, что там у него оказалось. Ясно, что ничего хорошего. И тогда он принялся воссоздавать раз за разом сцену, увиденную в детстве, надеясь снова испытать сильные ощущения.
Лия, видимо, стала для Мышьяка реальным воплощением его фантазмов. Будто материализовалась та, первая. С которой он смог получать свое… как это… гребаное удовольствие, не убивая. Убийство само по себе ему не нужно, похоже, он жаждал получить наслаждение от секса. Оргазм, проще говоря.