– Я пришла спросить вас о том, что вы знаете или что можете
мне сказать о некоем проекте «Бенво».
– Вы действительно графиня Рената Зерковски?
– Формально – да, но чаще меня называют Мэри-Энн.
– Да, так и написано в отдельном письме. Значит, вы хотите
знать о проекте «Бенво». Ну что ж, было такое дело. Теперь этот проект умер и
похоронен, так же, по-моему, как и его автор.
– Вы имеете в виду профессора Шорхэма?
– Именно. Роберта Шорхэма, одного из величайших гениев
нашего времени, наряду с Эйнштейном, Нильсом Бором и несколькими другими. Но
Роберт Шорхэм ушел раньше времени. Большая потеря для науки.
– Он не умер.
– Правда? Вы уверены? Я уже давно ничего о нем не слышал.
– Он инвалид, живет на севере Шотландии. Парализован, плохо
говорит и плохо ходит, почти все время сидит и слушает музыку.
– Да, могу себе представить. Ну что же, я рад. Если ему это
доступно, значит, он не слишком несчастен. В противном случае жизнь была бы
ужасной для умнейшего человека, который перестал им быть. Который, так сказать,
всего лишь мертвое тело в инвалидной коляске.
– Так был все-таки проект «Бенво»?
– Да, Шорхэм был очень им увлечен.
– Он с вами разговаривал на эту тему?
– В самом начале он говорил о нем с некоторыми из нас. Я
полагаю, девушка, вы ведь не из ученых?
– Нет, я…
– Видимо, вы просто посредник. Надеюсь, вы на нашей стороне.
В эти дни мы все еще надеемся на чудо, но я не думаю, что вы сможете что-нибудь
извлечь из проекта «Бенво».
– Почему нет? Вы сказали, что он над ним работал. Это ведь
было бы великое открытие, правда? Или изобретение, или как вы называете такие
вещи?
– Да, это было бы одно из величайших открытий нашего века. Я
не знаю точно, в чем там загвоздка. Такое случалось и раньше: сначала все идет
нормально, но на последних этапах почему-то не срабатывает, и проект разваливается.
Ожидаемых результатов нет, и в отчаянии все бросаешь. Или поступаешь как
Шорхэм.
– А как он поступил?
– Он уничтожил свою работу, всю, до последнего листочка. Он
сам об этом мне говорил. Сжег все формулы, все бумаги, все расчеты. А через три
недели его хватил удар. Мне очень жаль. Как видите, я не могу вам помочь. Я
никогда не знал деталей этого проекта, только основную идею, да и ее сейчас уже
не помню, за исключением одного: темой проекта была благожелательность.
Глава 22
Хуанита
Лорд Олтемаунт диктовал.
Его голос, когда-то звонкий и властный, теперь стал тихим,
но в нем чувствовался отзвук былой силы, завораживающий так, как не смог бы
никакой громкий и зычный голос.
Джеймс Клик записывал, иногда останавливаясь, когда лорд
Олтемаунт задумывался, подыскивая слова.
– Идеализм, – говорил лорд Олтемаунт, – может возникнуть и
обычно возникает как естественная реакция на несправедливость, как отрицание
грубого материализма. Естественный идеализм юности все больше и больше
усиливается стремлением уничтожить эти две стороны современной жизни:
несправедливость и грубый материализм. Это стремление к уничтожению зла порой
приводит к жажде разрушения ради самого разрушения. В результате человек может
начать испытывать наслаждение от насилия и боли, причиняемой им другому. Все
эти качества способны стимулировать и усиливать люди, наделенные от рождения
талантом вождя. Этот изначальный идеализм возникает в несовершеннолетнем
возрасте. Он должен и может вызвать стремление к новому миру. Он также должен
породить любовь ко всему человечеству и желание добра всем людям. Но тот, кто
однажды испытал наслаждение от насилия ради насилия, никогда не повзрослеет, он
остановится в своем развитии и останется таким на всю жизнь.
Зазвонил телефон. Лорд Олтемаунт сделал знак рукой, и Джеймс
Клик поднял трубку.
– Пришел мистер Робинсон.
– Ах да. Пригласите его ко мне. Мы продолжим позднее.
Джеймс Клик отложил блокнот и карандаш и поднялся с места.
Вошел мистер Робинсон. Джеймс Клик подвинул ему кресло,
достаточно широкое для него. Мистер Робинсон благодарно улыбнулся и сел рядом с
лордом Олтемаунтом.
– Ну что, – оживленно спросил лорд Олтемаунт, – есть
какие-нибудь новости? Диаграммы, кольца, пузыри?
– Не совсем так, – невозмутимо ответил мистер Робинсон. –
Это больше похоже на карту русла реки.
– Реки? – удивился лорд Олтемаунт. – Какой реки?
– Денежной, – пояснил мистер Робинсон извиняющимся тоном,
которым он обычно говорил о своей специальности. – Деньги, они совсем как река:
берут начало из какого-то истока и непременно куда-то впадают. Право, это очень
любопытно, если, конечно, вас интересуют такие вещи. Словом, это целая история…
Судя по выражению лица Джеймса Клика, он ничего не понял, но
Олтемаунт ответил:
– Понимаю. Продолжайте.
– Эта река течет из Скандинавии, вбирая в себя мощные
притоки, берущие начало в Баварии, США, Юго-Восточной Азии, и ручейки из более
мелких государств.
– И куда же она течет?
– В основном в Южную Америку, где дислоцируется нынешний
штаб боевой молодежи…
– И представляет собой четыре из пяти сплетенных колец,
которые вы нам показывали: оружие, наркотики, научные военные разработки, а
также финансы?
– Да, кажется, мы теперь довольно точно знаем, кто
контролирует эти кольца…
– А как насчет кольца «X» – Хуаниты? – спросил Джеймс Клик.
– Мы пока точно не знаем.
– У Джеймса на этот счет есть некоторые соображения, –
сказал лорд Олтемаунт. – Я надеюсь, что он ошибается… да, надеюсь.
– Убежденная убийца, – заявил Джеймс Клик. – Женщины этой
профессии опаснее мужчин.
– Были исторические прецеденты, – признал Олтемаунт. – Иаиль
предложила Сисару угощение, а потом вонзила гвоздь ему в голову. Юдифь
прикончила Олоферна и этим заслужила рукоплескания своих соотечественников. Да,
в этом что-то есть.
– Значит, вам известно, кто такая Хуанита? – спросил мистер
Робинсон. – Это интересно.
– Я могу ошибаться, сэр, но некоторые события навели меня на
мысль…
– Да, – прервал его мистер Робинсон, – нам всем пришлось
поразмыслить, не правда ли? Джеймс, скажите лучше, кого вы подозреваете.