— Эта женщина сделает с вами что пожелает, — сказал
Сэнтоникс.
— Послушайте, — принялся объяснять я, — мне Грета тоже не
нравится. Она действует мне на нервы. На днях мы с ней жутко поругались. Но
выгнать ее не так просто.
— Да, я знаю, что с ней не просто совладать.
— Неспроста это место кто-то назвал Цыганским подворьем и
объявил: что на нем лежит проклятие, — угрюмо буркнул я и добавил:
— Из-за деревьев нам навстречу выскакивают полоумные
цыганки, грозят кулаком и предупреждают, что если мы не уберемся отсюда, то нас
ждет нечто страшное. А ведь это место должно быть прекрасным и светлым.
Мне странно было слышать эти последние свои слова. Я
произнес их так, будто говорил кто-то другой.
— Да, оно должно быть таким, — согласился Сэнтоникс. —
Должно, но не будет, если им владеет какая-то нечистая сила.
— Неужели вы в самом деле верите?..
— Я верю во многое… Мне известно кое-что про нечистую силу.
Неужели вы до сих пор не поняли, не почувствовали, что во мне тоже живет
нечистая сила? И жила всегда. Вот почему я чувствую, когда она рядом, хотя не
всегда знаю, где именно… Я хочу, чтобы в доме, который я построил, не водилась
всякая нечисть. — В его голосе появилась угроза. — Понятно? Для меня это очень
важно.
Внезапно его поведение резко изменилось.
— Пошли, — сказал он. — Поболтали о всяких глупостях, и
будет. Пошли к Элли.
Мы вошли через распахнутую застекленную дверь, и Элли
радостно бросилась навстречу Сэнтониксу.
В тот вечер Сэнтоникс был чрезвычайно мил и любезен.
Никакого наигрыша — он был самим собою, обаятельным и веселым. Разговаривал он
больше с Гретой, словно проверяя на ней свое умение покорять людей. А он
действительно при желании умел быть неотразимым. Любой бы на моем месте готов
был поклясться, что она ему очень нравится и единственное, что ему важно — это
доставить ей удовольствие. Я невольно почувствовал, что он и в самом деле очень
опасная личность. В Сэнтониксе было что-то такое, чего я не сумел разглядеть.
Грета всегда чутко реагировала на особое к себе внимание. И
тут же пускала в ход все свои чары. Она умела, когда надо, притушить свою
красоту или, наоборот, подчеркнуть ее. Так вот в тот день она была такой
красивой, какой я ее никогда не видел. Она улыбалась Сэнтониксу и слушала его
как зачарованная. Интересно, думал я, чего он добивается? Никогда не знаешь,
чего от него ждать. Элли выразила надежду — он поживет у нас несколько дней, но
он покачал головой. Ему необходимо завтра же уехать.
— Вы что-нибудь сейчас строите? Чем-то заняты? Нет, отвечал
он. Он только что вышел из больницы.
— Подлатали меня в очередной раз, — сказал он. — Боюсь
только, в последний.
— Подлатали? А что вам делали?
— Выкачали из меня всю плохую кровь и заменили ее свежей, —
ответил он.
— Ox! — Элли чуть заметно вздрогнула.
— Не беспокойтесь, с вами такого не случится, — заверил ее
Сэнтоникс.
— Но почему это случилось с вами? — спросила Элли. — Почему
судьба к вам так жестока?
— Разве жестока? — удивился Сэнтоникс. — Я слышал, как вы
только что пели:
Вот что нужно знать всегда:
Слитны радость и беда.
Знай об этом — и тогда
Не споткнешься никогда.
Вот я и не споткнусь, потому что знаю, зачем рожден. А это
про вас, Элли:
И одних ждет
Счастья свет…
Вас ждет Счастья свет.
— Хорошо, когда живешь без страха, — вдруг ни с того ни с
сего сказала Элли.
— А что, разве вам страшно?
— Не люблю, когда мне угрожают, — ответила Элли. — И когда
меня осыпают проклятиями.
— Вы говорите о вашей цыганке?
— Да.
— Забудьте о ней, — сказал Сэнтоникс. — Забудьте хоть на
сегодняшний вечер. Будем счастливы, Элли. За ваше здоровье! Долгой вам жизни, а
мне — быстрого и легкого конца. Майку тоже желаю счастья, а… — Он умолк, подняв
стакан перед Гретой.
— Итак, — сказала Грета, — что мне?
— А вам — пусть сбудется то, что вам суждено! Удача,
наверное? — добавил он с чуть приметной насмешкой. Ранним утром Сэнтоникс
уехал.
— Странный он человек, — заметила Элли. — Я его никогда не
понимала.
— А я не понимаю и половины того, что он говорит, —
отозвался я.
— Но он знает, о чем говорит, — задумчиво произнесла Элли.
— Ты хочешь сказать, что он способен предсказывать будущее?
— Нет, — ответила Элли, — я не об этом. Он разбирается в
людях. Я уже тебе об этом говорила. Он знает людей лучше, чем они сами. Из-за
этого одних он ненавидит, а других жалеет. Однако меня ему жаль, — опять
задумчиво добавила она.
— А почему он должен тебя жалеть? — заинтересовался я.
— Потому что… — Но она так и не закончила фразу.
Глава 8
На следующий день я быстрым шагом шел по нашей роще, по
самой чащобе, там, где тень от сосен особенно густа и сумрачна. И вдруг увидел
на просеке высокую женщину. Я инстинктивно отпрянул в сторону, не сомневаясь,
что это наша цыганка. Каково же было мое изумление, когда я понял, кто передо
мной… Это была моя мать. Высокая, суровая, седовласая.
— Господи Боже, — воскликнул я, — как ты меня напугала,
мама! Что ты здесь делаешь? Приехала к нам? Мы ведь тебя уже сколько раз
приглашали.
Честно говоря, я преувеличивал. Один раз я послал ей, что
называется, дежурное приглашение. Причем постарался так его написать, чтобы
мать ни в коем случае его не приняла. Я не хотел, чтобы она сюда приезжала.
Никогда.
— Совершенно верно, — ответила она. — Наконец-то я выбралась
вас навестить. Убедиться, что у тебя все в порядке. А это, значит, тот шикарный
дом, который вы построили? Он и вправду шикарный, — кисло добавила она, глядя
куда-то в сторону.
В ее голосе слышалось осуждение, что, впрочем, не было для
меня неожиданностью.
— Слишком шикарный для такого, как я?
— Я этого не сказала, сынок.
— Но подумала.
— Не для этого ты был рожден, и то, что ты оторвался от
своей среды, добром не кончится.