– Он не рассказывал жене об этом ленче.
Уортон задумался.
– По-вашему, это важно?
– Может быть. Кэрол Спидер вызывали в комиссию по
расследованию антиамериканской деятельности. Она смогла полностью оправдаться,
но там считают, что кое-что за ней было… Это единственный сомнительный контакт,
который нам пока что удалось обнаружить в связи с Беттертоном.
– А как насчет контактов миссис Беттертон – контактов,
которые могли побудить ее отправиться за границу?
– Личных контактов не было. Вчера она получила письмо от
одного поляка – кузена первой жены Беттертона. Он только что был здесь и
выпытывал у меня подробности.
– Как он выглядит?
– Очень вежливый иностранец, хотя производит несколько
искусственное впечатление.
– Думаете, он был связным, который ее предостерег?
– Может быть. Не знаю. Он меня озадачил.
– Собираетесь последить за ним?
Джессоп улыбнулся:
– Да. Я дважды нажал кнопку.
– Старый лис – вечно какие-нибудь трюки! – Уортон снова стал
серьезным. – Ну и каков план?
– Думаю, Дженет и все как обычно. Испания или Марокко.
– Не Швейцария?
– На этот раз нет.
– По-моему, Испания и Марокко для них трудноваты.
– Мы не должны недооценивать наших противников.
Уортон с отвращением щелкнул ногтем по папке с документами.
– Это едва ли не единственные две страны, где Беттертон не
был замечен, – с досадой произнес он. – Что ж, придется ими заняться. Если мы
потерпим неудачу и на этот раз…
Джессоп откинулся на спинку стула.
– У меня уже давно не было отпуска, – сказал он. – Я устал
от этого кабинета и с удовольствием съездил бы за границу…
Глава 3
– Рейс сто восемь в Париж. «Эр Франс». Сюда, пожалуйста.
Сидящие в зале ожидания аэропорта Хитроу быстро поднялись.
Хилари Крейвен подобрала свой маленький саквояж из крокодиловой кожи и вышла на
гудронированное поле следом за остальными. После теплого воздуха зала ветер
казался особенно резким и холодным.
Хилари поежилась, плотнее закуталась в шубу и направилась
вместе с другими пассажирами к ожидающему их самолету. Наконец-то она оставит
позади холод, серость, невзгоды и начнет новую жизнь под ярким солнцем и
голубым небом, сбросив тяжкое бремя горестей и разочарований! Хилари поднялась
по трапу, наклонив голову, вошла в самолет, и стюард показал ей ее место.
Впервые она ощутила облегчение от терзавшей ее острой, почти физической боли.
«Я улетаю! – с надеждой говорила она себе. – Улетаю прочь!»
Рев моторов возбуждал ее. В нем ощущалась какая-то
стихийная, первобытная свирепость. «Нет ничего хуже цивилизованного горя, –
думала Хилари. – Оно серое и безнадежное. Но теперь я избавлюсь от этого!»
Самолет мягко выруливал на взлетную полосу.
– Пристегните ремни, пожалуйста, – сказала стюардесса.
Самолет повернул и остановился в ожидании сигнала к взлету.
«Возможно, он разобьется, – говорила себе Хилари. – Это сразу все бы решило».
Ожидание казалось бесконечным. «Мне никогда не удастся вырваться на свободу, –
мелькнуло в голове у Хилари. – Я останусь здесь пленницей…»
Наконец самолет двинулся вперед, постепенно набирая
скорость. «Он не взлетит – не сможет взлететь, – думала Хилари. – Это конец».
Тем не менее самолет все-таки оторвался от земли. Правда, Хилари казалось,
будто это земля нырнула вниз, забирая свои проблемы и разочарования из-под
ревущего крылатого существа, гордо устремившегося в облака. Они описали круг
над аэродромом, выглядевшим словно причудливая детская игрушка. Миниатюрные
шоссе и железнодорожные пути с крошечными поездами… Странный игрушечный мир,
где люди любят и ненавидят, где разбиваются сердца… Теперь это как бы потеряло
смысл – таким маленьким и незначительным казалось все находящееся внизу. Вскоре
землю заслонила плотная масса серовато-белых облаков. Должно быть, они летят
над Ла-Маншем. Хилари откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Спасение…
Она оставила за собой все – Англию, Найджела, печальный холмик, служивший
последним пристанищем Бренды… Хилари открыла глаза и со вздохом закрыла их
вновь. Она заснула…
Когда Хилари проснулась, самолет снижался. «Париж», –
подумала она, выпрямляясь на сиденье и протягивая руку к сумочке. Но это не был
Париж. Стюардесса вошла в салон и объявила с бодростью гувернантки в детской
комнате:
– Мы приземляемся в Бове, так как в Париже слишком густой
туман.
Ее тон как бы подразумевал: «Разве это не великолепно,
дети?» Хилари посмотрела в окошко, но почти ничего не увидела. Бове тоже
казался окутанным туманом. Самолет приземлялся медленно. Прошло некоторое
время, прежде чем пассажиров проводили сквозь сырой и холодный туман в грубое
деревянное строение с несколькими стульями и длинной деревянной стойкой.
Хилари овладело уныние, которое она тщетно пыталась
стряхнуть. Мужчина рядом с ней пробормотал:
– Это старый военный аэродром. Здесь нет ни отопления, ни
других удобств. К счастью, мы во Франции, так что нам дадут чего-нибудь выпить.
Действительно, вскоре появился человек со связкой ключей, и
пассажиров обслужили алкогольными напитками, дабы поддержать их дух на период
долгого и утомительного ожидания.
Час проходил за часом. Из тумана появлялись другие самолеты,
которые также не могли приземлиться в Париже. Маленькая комната наполнялась
продрогшими людьми, выражавшими недовольство задержкой.
Хилари все это казалось нереальным. Она как будто продолжала
спать, милосердно защищенная от контактов с действительностью. В конце концов,
это всего лишь вопрос времени. Она продолжает путешествие к спасению – туда,
где сможет начать жизнь заново. К ней вернулась бодрость, которая сохранялась в
оставшиеся часы ожидания и в моменты хаоса, когда уже после наступления темноты
объявили о прибытии автобусов, которые доставят пассажиров в Париж.
Началась дикая суета – пассажиры, служащие, носильщики тащили
багаж, сталкиваясь друг с другом в потемках. В конце концов замерзшая Хилари
оказалась в автобусе, медленно движущемся сквозь туман по направлению к Парижу.
Поездка заняла четыре часа. В полночь автобус остановился на
площади Инвалидов, и Хилари, взяв свой багаж, поехала в отель, где для нее был
заказан номер. Она слишком устала, чтобы есть, поэтому приняла горячую ванну и
легла.