События разворачивались в той же самой последовательности.
Дверь отворила Хестер, чье лицо выражало по-прежнему упрямство и отчаяние. И
снова позади нее в вестибюле возникла фигура все той же неизменно бдительной и
преисполненной подозрительности Кирстен Линдстрем. История повторялась!
Но вот этот ставший уже привычным ритуал внезапно изменился.
Упрямство и отчаяние исчезли с лица Хестер, уступив место милой,
доброжелательной улыбке.
– Вы! – воскликнула она. – О, я так рада, что вы приехали!
Калгари сжал ее руки:
– Мне надо увидеть вашего отца, Хестер. Он наверху, в
библиотеке?
– Да. Он там с Гвендой.
Вперед выступила Кирстен Линдстрем.
– Зачем вы снова пожаловали? – спросила она, и в ее голосе
прозвучали обвиняющие нотки. – Явились полюбоваться горем, что сами же на нас и
навлекли? Поглядите же, что здесь творится. Вы поломали жизнь Хестер и мистеру
Эрджайлу. На вашей совести и две новые смерти. Две! Филипа Дюранта и малышки
Тины. И это все вы… все вы сделали!
– Тина пока еще жива, – возразил Калгари, – а я в своих
действиях не привык останавливаться на полпути.
– Что вы задумали? – Кирстен преграждала ему путь к
лестнице.
– Завершить начатое, – ответил Калгари.
Он мягко положил руку на плечо мисс Линдстрем и слегка
отодвинул ее в сторону. Затем он стал подниматься по лестнице, а Хестер
последовала за ним. На лестничной площадке Калгари еще раз обратился к Кирстен:
– Пойдемте с нами, мисс Линдстрем, хотелось бы, чтобы
присутствовали все.
В библиотеке в кресле у стола сидел Лео Эрджайл. Возле
камина на коленях стояла Гвенда Воугхан и не сводила взгляда с тлеющих огней.
Увидев Калгари, они удивленно переглянулись.
– Простите за неожиданное вторжение, – извинился Калгари. –
Как я только что объяснил Хестер и Кирстен, я пришел завершить начатое. – Он
огляделся. – Миссис Дюрант все еще здесь? Хотелось бы, чтобы она тоже
присутствовала.
– Кажется, она прилегла, – сказал Лео. – Она… она в ужасном
состоянии.
– И все-таки я хотел бы, чтобы она здесь присутствовала. –
Он посмотрел на Кирстен: – Может быть, вы сходите и приведете ее?
– Возможно, она не захочет идти, – пробурчала Кирстен.
– Скажите ей, – настаивал Калгари, – что некоторые
подробности, касающиеся смерти ее мужа, могут ее заинтересовать.
– О, иди же, Кирсти, – попросила ее Хестер. – Не будь такой
подозрительной и сварливой. Я не знаю, о чем хочет говорить доктор Калгари, но
собраться нам всем просто необходимо.
– Как вам угодно, – проворчала Кирстен и вышла из комнаты.
– Присаживайтесь, – пригласил Лео, показав на кресло возле
камина.
Калгари сел.
– Простите меня, – продолжал Лео, – но я скажу, что был бы
счастлив, если бы вы никогда не появлялись у меня в доме, доктор Калгари.
– Это несправедливо! – протестующе выкрикнула Хестер. –
Ужасно несправедливо так говорить!
– Мне понятны ваши чувства, мистер Эрджайл, – ответил
Калгари. – На вашем месте я бы испытывал то же самое. Я даже некоторое время
разделял вашу точку зрения, но потом, тщательно поразмыслив, понял, что
поступить иначе, чем поступил, просто не мог.
В комнату возвратилась Кирстен.
– Мэри сейчас придет, – сказала она.
Все сидели в молчаливом ожидании, вскоре явилась Мэри.
Калгари с интересом посмотрел на нее, ведь он встретился с нею впервые. Она
выглядела спокойной и собранной, была аккуратно одета и причесана. Но
безжизненное лицо ее напоминало маску, и ходила она как сомнамбула.
Лео представил ей Калгари, и она едва заметно ему кивнула.
– Хорошо, что вы пришли, миссис Дюрант, – приветствовал ее
Артур. – Полагаю, вам следует выслушать мое сообщение.
– Как вам будет угодно, – ответила Мэри. – Но ваши слова не
вернут мне Филипа.
Она отошла в сторону и присела в кресло, стоявшее возле
окна. Калгари оглядел собравшихся:
– Разрешите мне начать со следующего. Во время моего первого
визита, когда я заявил, что могу смыть позор с обесчещенного имени Джако, ваша
реакция удивила и раздосадовала меня. Теперь она мне понятна. Наибольшее
впечатление на меня произвели сказанные на прощанье слова этого милого ребенка.
– Он взглянул на Хестер. – Она сказала: «Дело не в том, чтобы восстановить
справедливость, а в том, чтобы не пострадали невинные». Эта фраза из
позднейшего перевода Книги Иова. Горе невинным. Мое сообщение принесло страдание
невинным. Но невинным не надлежит страдать, они не должны страдать. И чтобы
положить конец страданиям невинных, я пришел сюда и скажу то, что должен
сказать.
Минуту-другую Калгари молчал, и никто не проронил ни слова.
Спокойным, размеренным голосом Артур продолжил:
– Вопреки ожиданиям, мое сообщение не вызвало у вас великой
радости. Вина Джако была всеми признана. Все вы были, если можно так
выразиться, этим удовлетворены. Это был самый удобный выход в сложившейся
ситуации.
– Не кажется ли вам, что ваши утверждения бестактны, доктор
Калгари? – возразил Лео.
– Нет, – ответил Калгари, – это правда. Версия о вломившемся
в дом преступнике отпала, лучшей кандидатуры, чем Джако, нельзя было придумать,
все сразу становилось понятным. Убогий, душевнобольной, не отвечающий за свои
действия, трудный мальчик с преступными наклонностями! Каких только слов мы не
используем, чтобы оправдать преступление. Вы сказали, мистер Эрджайл, что не
осуждаете Джако. Добавили, что и мать, его жертва, тоже его не осудила бы. Лишь
единственный человек его осудил. – Калгари поглядел на Кирстен Линдстрем: – Вы
его осудили. Прямо и справедливо назвали его коварным. Это слово вы употребили.
«Джако был коварным», – сказали вы.
– Возможно, – проговорила Кирстен Линдстрем. – Возможно…
вполне возможно, что я это сказала. Это так.
– Да, это так, он был коварным. Если бы он не был коварным,
не было бы и случившейся трагедии. Но, как вы знаете, – продолжал Калгари, – я
засвидетельствовал его невиновность.
– Не на всякое свидетельство можно положиться, – пробурчала
Кирстен. – У вас была контузия. А я-то знаю, какими бывают контуженые. Ничего
не помнят, рассудок словно туман застилает.
– Так вот к чему вы пришли! – воскликнул Артур. – Вы
считаете, что Джако действительно совершил это преступление, а потом каким-то
образом обеспечил себе алиби? Правильно?