– Счастлив познакомиться с вами, мсье Сорель, – сказал Алексей, кланяясь. Он не питал иллюзий относительно человеческого рода, но ученые все же представлялись ему людьми совершенно особенного склада.
– О, я-то счастлив вдвойне, – ответил Сорель добродушно.
За столом говорили в основном Эльстон, Полина, доктор и княжна. Варвара Федотовна и ученый лишь изредка вставляли реплики, а Алексей и вовсе молчал. Он наблюдал, сопоставлял и делал выводы. От него не укрывалось внимание, с каким Александра Михайловна слушала самые незначительные реплики Эльстона, и то, как оживленность на ее лице неизменно сменялась чопорностью, стоило кому-нибудь другому – даже Полине – вмешаться в разговор. Самого Алексея княжна избегала даже касаться взглядом.
«Ну конечно же, – думал он, – я невольно оскорбил ее, задел ее гордость, и теперь она меня видеть не желает. Если бы она знала, зачем меня прислали сюда, возненавидела бы меня еще больше».
Что касается Эльстона, то Каверин быстро составил о нем определенное мнение. Этот элегантный черноволосый господин с маленькими щегольскими усиками – приторный учтивый фат, настоящий продукт парижских салонов, человек безусловно светский и, скорее всего, не мыслящий себя вне большого света. Он явно видел, что княжна им увлечена, и это, по-видимому, ему льстило. О последствиях он вряд ли задумывался.
Беседа меж тем текла своим чередом, и в ней причудливо перемешались местные новости, погода, великолепные розы в саду, которыми Сорель искренне восхищался, анекдоты остряка доктора и последние литературные новинки. То и дело в разговоре всплывали имена Ламартина, Готье, Жорж Санд и Альфреда де Виньи.
– А вы, мсье, какие стихи предпочитаете? – вдруг обратилась княжна к Алексею.
Вопрос прозвучал неожиданно, но тем не менее Каверин ответил:
– Господина Пушкина.
Эльстон слегка приподнял брови, услышав незнакомое имя.
– Неужели «Сказку о рыбаке и рыбке»? – притворно ужаснулась княжна.
– Нет, – ответил Алексей, сделав вид, что не заметил колкости, – о царевне Лебеди.
Ему показалось, что княжна немного смутилась, но тут весьма кстати вмешалась Полина.
– Вы к нам надолго? – спросил Эльстон у Каверина, когда принесли десерт.
Особого агента так и подмывало ответить: «Ненадолго, только прикончу тебя и вернусь», но он, разумеется, благоразумно удержался.
– Еще не знаю. Я, собственно, прибыл, чтобы поправить здоровье.
– Застарелое ранение? – осведомился Эльстон с видом знатока.
– В некотором роде.
– Мой племянник воевал на Кавказе, – вмешалась Варвара Федотовна, хотя ее никто об этом не просил.
– Я слышал, там русским войскам приходится несладко, – заметил Эльстон.
– А у вас есть награды? – спросила княжна.
Алексей улыбнулся. Разговор начал его забавлять.
– Нет, ваше высочество.
– Племянник, ты слишком скромен, – заметила Варвара Федотовна. – Я точно помню, что государь отметил твои подвиги в особом приказе.
– Не думаю, что княжне это так интересно, – ответил Алексей.
– Я, собственно, тоже прибыл сюда для поправки здоровья, – сказал Эльстон. – Ницца – прелестный городок, хотя летом он слишком… сонный.
Произнося эти слова, он улыбнулся княжне, и она ответила ему улыбкой, красноречиво говорящей: да, сонный-то сонный, но нам с вами это совершенно безразлично.
«Нет, Полина неправа, между ними определенно что-то есть, – угрюмо думал Алексей. – Чувствую я, придется мне все-таки выполнить неприятное поручение… и отправить мсье Эльстона на небеса. Ох, до чего же все скверно, в самом деле».
– Развлечений у нас немного, – меж тем продолжал Эльстон. – Изредка – балы, вечера, у полковника Вадье играют в карты. Вы играете в карты?
– Иногда.
– Если хотите, я познакомлю вас с полковником. Завтра вечером вас устроит?
– Сочту за честь, – ответил Алексей.
– Только не ставьте помногу, сударь, – вмешалась Полина. – Полковник – весьма опытный игрок.
Алексей молча поклонился, показывая, что принял предостережение к сведению.
– В вашем саду великолепные розы, – снова, в который раз, заметил Сорель. – Лично я придерживаюсь мнения, что лучшего цветка на свете нет.
– Что касается меня, то лично я вижу кое-что куда лучше роз, – объявил Эльстон, улыбаясь.
– Вы разумеете вид на море, сударь? – с обманчиво простодушным видом осведомилась Полина.
Княжна порозовела и опустила глаза.
– Не только, – отозвался Эльстон.
– От шума моря у меня болит голова, – пожаловалась Варвара Федотовна. – И вообще я предпочитаю спокойную воду, озеро например.
Доктор тотчас рассказал подходящий к случаю анекдот, над которым все ужасно смеялись, пока он звучал, и из которого впоследствии не могли вспомнить почти ничего, как ни старались. Кажется, присутствовал некий больной, озеро и то ли русалка, которая кому-то померещилась, то ли просто рыба… Но было смешно, и было хорошо, и всем сделалось жаль, когда настало время подниматься из-за стола.
В коридоре Алексею повстречалась Жанна. Она улыбнулась Каверину, но он, занятый своими мыслями, даже не заметил ее. Душу жгла невольная обида.
«Читаете Пушкина? «Сказку о рыбаке и рыбке»?»
«Конечно, ей можно безнаказанно измываться над людьми. Как будто у меня в жизни только и дел, что читать приятные книжечки».
Он сознавал, что это смешно – дуться на шпильку юной девушки, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому он не спустился в сад, где собрались хозяйка и гости, а остался в гостиной, разглядывая картины на стенах, и даже не обернулся, когда за дверью раздались легкие шаги. В комнату заглянула Полина.
Алексей насторожился – ему показалось, что она хочет что-то сказать, но не решается.
– В этом доме, – промолвила она рассеянно, рассматривая пестрые розы в большой аляповатой вазе, – решительно творятся странные дела.
– Вы об Эльстоне? – быстро спросил молодой человек.
– А? Нет, я вовсе не о нем.
В следующее мгновение она схватила вазу и что было сил запустила ею в почтенного мсье Сореля, который только что показался на пороге гостиной.
Признаться, Алексей ожидал от своей знакомой – довольно-таки непредсказуемой особы, по правде говоря, – чего угодно, но только не этого. Молодой человек опешил, остолбенел, оторопел и попросту растерялся. Однако почтенного ученого дикая выходка Полины, казалось, отнюдь не застигла врасплох. Так или иначе, он проявил изумительную быстроту реакции: отскочил, распрямился, на мгновение словно став выше ростом, и на лету перехватил пущенную вазу. Вода с громким хлюпаньем перелилась через край и выплеснулась на ковер.