Самсут подошла поближе.
— Ванька, кто это?… Ой, мама… Что с тобой?
— Ах, вот и ты, путешественница! — Гала решительно шагнула к дочери и обняла ее. — Ты сумку-то поставь, Герберт отнесет… Гера!
Высокий плечистый человек в очках и кожаной куртке легко поднял сумку и чемодан, и зашагал к Загородному проспекту. Они двинулись за ним.
— Мама, я ничего не понимаю, что это за Герберт и откуда взялся?
— Ха!.. Хорош, да? Сама не нарадуюсь — крепкий, непьющий, обходительный. Он латыш наполовину. Настоящий мастер своего дела. Мы с ним уже несколько дней вместе.
— Ма, а он не… не слишком молод для тебя?
Гала остановилась, уперла руки в бока своего несусветного розового плаща и захохотала.
— Да шофер он, шофер! А ты что подумала?… Я его вместе с лимузином арендовала.
— Так ты это… на лимузине? — оторопела Самсут.
— А на чем же еще?!
— А с тобой все в порядке? — осторожно уточнила дочь.
— Еще в каком!..
Лимузин был белый, сверкающий, длиной с автобус. Самсут остановилась у дверцы, услужливо открытой Гербертом, а обалдевший Ван уже проворно прошмыгнул внутрь.
Лишь теперь она все поняла.
— Юбилей в Консерватории, говоришь? — требовательно поинтересовалась Самсут, устраиваясь рядом с матерью в просторном, пахнущем кожей и хвойным освежителем салоне.
— Ну… я просто не хотела тебя понапрасну баламутить… В общем, приезжаю я в Питер, и уже на следующий день вручают мне депешу. Да не Арька, почтальонша наша, а приезжий какой-то, на иномарке… и конверт такой важный, толстый, глянцевый, весь в печатях!.. И вот прихожу я по указанному адресу, и встречает меня иностранец. Голос бархатный, будто медовый, и весь он такой представительный, гладкий, Шареном зовут… Очень представительный мужчина, на отца твоего в юности похож…
— Да знаю я его, мама, — вздохнула Самсут, но Галина Тарасовна, увлеченная рассказом, не обратила на эти слова никакого внимания.
— А внутри, внутри-то как! Блеск, все вышколенные. Кто бы мог подумать, когда я девчонкой в затрапезке бегала, что вокруг меня вся инъ-юр-кол-ле-ги-я станет бегать!
— Ну, и что ты намерена делать дальше? — устало спросила Самсут, уже давно все понявшая: Шарен своего добился, Перельман и его хозяева посрамлены, кривобокий красавец-урод остался только при своих замках. Но ее в этой истории сейчас больше всего занимало отнюдь не свалившееся наследство, а то, что раз сюда приезжал Шарен, то он наверняка виделся с Габузовым. А следовательно, она вполне могла бы и…
Все эти дни, проведенные в бездельной неге в патриархальной тиши Ставищ, Самсут постоянно думала о Сергее. «И что с того, если даже все это он проделал ради денег? — всякий раз спорила она сама с собой. — Но ведь при этом он вел себя в высшей степени благородно: спас меня сначала от тюрьмы, а затем, возможно, даже и от смерти… Ну, а то что в сумке копался — так ведь потому что искал подсказку, где меня найти, а вместо этого нашел дневник прабабушки. И вообще… он все равно хороший. Да, да, как я могла не заметить этого тогда?! Как смела бросать ему в лицо какие-то упреки?! Как могла, не дослушав его объяснений, наорать, закатить истерику, а потом еще и сбежать?… Господи, ну, почему чтобы в последнее время не происходило в моей жизни, все обязательно заканчивается бегством?… Может, так происходит потому, что все мы на этом свете только странники, а уж армяне — особенно? Пандухты и есть пандухты… Но ведь не торопятся никуда ни этот Шарен, ни Дарецан, ни девчонки… Не торопились никуда и Тер-Петросяны, только я одна, как неприкаянная, все бегу и бегу. Может быть, на самом деле я просто бегу от себя? То есть, пытаюсь убежать?… Ох, Сереженька, какая же я дура! Это я, одна только я виновата во всем! Но я исправлюсь, я найду его, и все ему скажу…»
— …А что, этот парижский адвокат уже уехал? — спросила Самсут, постаравшись придать голосу интонацию безразличия.
— Что ж ему тут делать, доченька, в помойке нашей? Что же касается дальнейшего… — Гала понизила голос. — Не хотела сейчас говорить, думала вам с Ванькой сюрприз устроить, но просто не могу удержаться. В общем, присмотрела я нам новую квартирку: два уровня, пять комнат, вид на Карповку, джакузи. Еще и зимний сад на крыше имеется: рододЕндроны всякие, азалии, аквитании…
— Аквилегии, мама, — механически поправила Самсут. — И рододендрОны.
— Нехай аквилегии, — согласилась Гала. — Короче, пока взяла на полгода в аренду. С правом дальнейшего выкупа. Если вам понравится.
Самсут вдруг в ужасе представила, что никогда больше не увидит своей милой квартиры, бабушкиной комнаты, сирени в окне и… Эта квартира, в котороя прошла вся ее жизнь, была не просто жилищем, не стенами с потолком — она была частью ее самой. Причем, далеко не худшей частью.
— Да что ж ты плачешь? — искренне удивилась Галина Тарасовна. — Ох, надо тебя срочно в какой-нибудь швейцарский санаторий отправлять, нервишки подлечить. Вернешься оттуда как новенькая. Да и квартирка-то почти рядом с нами, всего через речку…
— А наша? — с замиранием сердца спросила Самсут.
— Наш-то сарай? Да куда он денется! Сдавать будем. Сейчас на Петроградке знаешь, сколько такая роскошная квартира стоит, в четыре комнаты-то?!
— Нет, там буду жить я.
— Будешь, будешь. Только сначала на новую посмотришь, а там и решишь…
* * *
Нельзя сказать, что новая квартира не понравилась Самсут: такое не понравиться просто не могло, но эти роскошные пространства просто еще не были оживлены духом времени и любви. Разумеется, два просторных этажа с лестничками — то винтовыми, то угловатыми, хайтековскими, — привели в полный восторг Вана, который только и делал, что носился вверх-вниз, не веря свалившемуся счастью. Он сразу решил сделать из своей комнаты подобие морской каюты. Надо ли говорить, что при таком подходе норка Беттины должна была скорее напоминать пещеру средней руки тролля?
— Ну что, берем? — Гала опустилась на один из диванчиков огромного холла рядом с тихой, погруженной в противоречивые переживания Самсут.
— Как скажешь…
— Что-то я не пойму… Такое счастье привалило, а ты, вроде, как и не рада. Такая квартира! Не хуже чем в какой-нибудь Швеции!
(Столько лет прошло, но былая обида все еще жила в Галине Тарасовне.)
— Мама, я рада… Просто задумалась. Учебный год начинается, а я еще никуда не устроилась. А главное — Ваньку не устроила…
— Ну вот что — в школу ты не вернешься, еще чего придумала! Вообще работать не будешь! При таких деньжищах еще и работать!
— Да я с ума сойду от скуки!
— Ну, бизнесом каким-нибудь займешься. Ювелирный салон откроешь, или там — модный журнал. «Лапочки» какие-нибудь, или «Лапушки».
— А Ванька? Ему же учиться надо.