— Это ты про Гурцелая? Знаю, мне Ильдар уже жаловался. Что, и правда, такой душный тип?
— Душный — не то слово. Просто тварь конченая. С замашками хозяина жизни.
— Ничего, держитесь. Скоро Гришка Холин из отпуска выйдет, уж он-то даст ему просраться. Конченые твари — его конек.
— Согласен. С возвращением Холина полегче будет.
— Вообще-то, Андрей, я тебя за другое спросить хотел. Или ты надеешься, что я, со склерозом своим старческим, уже и позабыл про наш с тобой давний разговор?
— Какой разговор?
— За «крота» в наших стенах, — напомнил Жмых, резко посуровев. — Есть что доложить? Или опять одни домыслы?
— Домыслы, — честно признался Мешок. — Вернее так: подозрения есть, а доказательств нет.
— Андрей, а может, ты все-таки добросовестно заблуждаешься?
Мешок сделался серьезен:
— Нет, Павел Андреевич. После событий на Фонтанке ничем другим наши промахи последних месяцев внятно объяснить нельзя.
— Допустим. Но доказательств у тебя нет и, когда они появятся, неизвестно, — Жмых наморщил лоб и побарабанил пальцами по столу. — Тогда, следуя твоей логике, количество промахов будет только множиться… М-да… Андрюш, но, раз такое дело, может, нам с тобой пришла пора взять грех на душу, да и к уэсбэшникам обратиться? Или к кураторам из старших братьев?
— Да ты что, Пал Андреич? Хочешь всех нас, оптом, под цугундер подвести?!! Да как только мы допустим козлов из УСБ в наш садик-огородик, наступит полный паралич всей конторе.
— Так уж и паралич? Так уж и полный?
— Именно так! — с жаром подтвердил Мешок. — Потому что в переводе на общедоступный это называется «ключи от сейфов на стол». Пойми, Пал Андреич! Мы для уэсбэшников всё равно что таджики и азеры для пэпсов. Этим упырям на нас и «палки» рубить надо, и бабки зарабатывать одновременно. А тут в одних только сейфах у народа столько всего нарыть можно — у-у-у!
— Подготовимся, — продолжал вяло сопротивляться аргументам зама Жмых. — Предварительно проведем в конторе субботник. По очистке закромов.
— Ага, и тем самым распишемся перед «кротом» в полной своей умалишенности. К тому же, сколько ни зачищай, всё равно — что-то, да останется. Говна у всех хватает… В общем, «крота» братья наши старшие, может, и найдут, вот только и остальным мало не покажется. Тогда уж проще всех перестрелять.
— Хорошо. И что ты в таком разе предлагаешь?
— Сами воспитали бабу-ягу в своем коллективе, сами и отыщем.
— Допустим, найдем. И что потом?
— Крысу — к ногтю! — после долгой паузы зло ответил Мешечко…
* * *
В уже знакомом Шевченко кабинете-клетушке «транспортного» опера Лисицына, помимо самого хозяина, они с Иваном Демидовичем обнаружили импозантного седовласого мужчину в добротном костюме с лошадиным лицом уставшего от жизни интеллектуала.
— О, а вот и они! — преувеличенно-радостно загомонил Лисицын, вскакивая. — А мы вас уже заждались! Прошу знакомиться: Владимир Антонович Загарацкий.
— Загарацкий!.. Очень приятно, Загарацкий! — «интеллектуал» поочередно сунул вошедшим свою ухоженную влажную ладошку.
Тарас ладошку пожал, после чего вопросительно глянул на Лисицына. И тот, с какой-то подозрительной неохотой, объяснил:
— Владимир Антонович — адвокат Кирилла Кирсанова. Он специально прилетел из Москвы, чтобы поговорить с Иваном Демидовичем.
Теперь уже настала очередь Филиппова вопросительно уставиться на хозяина кабинета. Тот промычал нечто неопределенное, и тогда Шевченко плюхнулся в единственное в кабинете кресло, закинул ногу на ногу, не спрашивая дозволения у присутствующих, закурил и кивнул коротко:
— Ну что ж, можно и поговорить. Раз уж специально прилетел.
— А мы не могли бы… э-э… остаться с Иваном Демидовичем наедине? — скрипуче протянул Загарацкий, недовольно поморщившись: не то от табачного дыма, не то от манер Шевченко. — Дело в том, что разговор носит, скажем так, приватный характер.
Тарас покачал головой:
— Нет! Не могли бы! — и добавил с грубоватым простодушием: — Господин Филиппов находится под программой защиты свидетелей, и в нынешнем его статусе любая приватность ему противопоказана.
— Что ж, извольте, — в голосе адвоката прозвучало разочарование. — Присаживайтесь, Иван Демидович. — Филиппов покорно опустился на стул рядом с Шевченко, словно бы подспудно рассчитывая на его защиту. — Я не стану ходить вокруг да около, ибо это никому не нужно: не нужно вам, не нужно мне. — Загарацкий противоречил собственным словам: в данный момент, немного волнуясь, он расхаживал по комнате именно что туда-сюда-обратно. — Так вот! Отец Кирилла Кирсанова занимает ответственный пост в префектуре Центрального административного округа нашей столицы. Это очень уважаемый, очень порядочный человек. Человек с безупречной до сей поры репутацией. И тут вдруг случается такое несчастье. С его сыном беда!
— Ах, так это у его сына беда? — глумливо уточнил Тарас. — А я-то, грешным делом, решил, что это у бомжа беда. У того, которого Кирилл со своими дружками, такими же как он подонками, до смерти забил.
Загарацкий неодобрительно посмотрел на «гоблина»:
— Оставьте свой сарказм! В данном случае он абсолютно не уместен… И, кстати, о подонках: мы все почему-то, к месту и не к месту, любим цитировать «сын за отца не отвечает». А почему же, в таком случае, отец должен отвечать за непутевого сына?
— Потому что до сих пор это отцы у нас воспитывали сыновей, а не наоборот. Или какое новое постановление на сей счет в Госдуме приняли?
«Транспортник» Лисицын, понимая, что разговор начинает приобретать нежелательный характер, поспешил вмешаться:
— Тарас, давай все-таки дослушаем предложение Владимира Антоновича не перебивая. В конце концов, речь идет о судьбе вашего и нашего… э-э… подопечного.
— Хорошо, давай дослушаем.
Адвокат кивком головы поблагодарил Лисицына и продолжил:
— Итак, я предлагаю совместными усилиями всего лишь защитить репутацию Кирсанова-старшего. Зная его много лет, зная его несгибаемый характер, я убежден, что он и без правоохранительных органов сумет наказать своего сына со всей строгостью.
— Ага. Заберет у него на месяц ключи от «ламборджини», — снова не утерпел Шевченко.
И тут неожиданно для всех подал голос сам Иван Демидович:
— Скажите, а каким образом вы планируете защищать… э-э… репутацию?
— Вот, наконец-то слышу голос разумного человека, — расцвел Загарацкий. — Всё теперь зависит исключительно от вас, Иван Демидович. Но при этом и требуется лишь самая малость: на опознании вы просто должны не узнать Кирилла.
— Как это не узнать? А рисунки? Этих парней, их ведь по рисункам установили?