Изнутри послышались глухие шаги и сухой кашель.
– Чего буяните? Маришка, ты, что ли? – открыл дверь сторож, протирая глаза. – Принесла же тебя нелегкая!
– Не ворчите, дед Савелий, так и состаритесь ворчуном!
Она ловко прошмыгнула в темноту коридора, Иван шагнул за ней. Его нос сразу уловил знакомый с детства запах, который бывает только в учебных заведениях и еще в библиотеках: это запах вымытых досок, книг и комнатных растений, мокрых тряпок и мела. Он никогда не ходил на сборы одноклассников и не ностальгировал по школе, а сейчас, вдохнув воздух далекого прошлого, ощутил, что его посетила светлая грусть. Иван заглянул в приоткрытую дверь класса с любопытством, словно никогда не видел парт. Ему захотелось зайти в класс, провести рукой по желтым изрисованным столешницам, присесть на низенькую скамью и упереться коленками в стол.
– Сюда, – оторвала его от этих дум Марина. Она открыла один из классов, судя по экспонатам и плакатам, кабинет зоологии.
Иван уселся за парту, как и мечтал только что; он выбрал «свою» – четвертую в ряду у окна, за которой провел большую часть школьных лет. Повертел головой по сторонам, скорчил рожицу пучеглазой вороне с раскрытым клювом. Она забралась не на ель, как в басне, а на полку шкафа, и наблюдала оттуда за происходящим. Чуть ниже устроилась лисица – маленькая, в грязно-бурой подранной шкурке. Иван животных любил, а зоологию – нет. Он, выросший в тайге, в животном мире разбирался хорошо. У него по зоологии была четверка, мог бы иметь и пятерку, но подкачала дисциплина. Он был жутким хулиганом, за что его не любила учительница, всегда сердитая кряжистая старуха. Впрочем, Иван ее тоже не жаловал и из мести за несправедливо сниженные отметки часто прятал ее массивные очки. Он любил и потому хорошо помнил свою первую учительницу, Наталью Петровну, молодую задорную блондиночку в строгих православных сарафанах. Марина чем-то ее напоминала. Может, русыми волосами, может, молодостью и задором. Наталья Петровна была такой же энергичной и эмоциональной, как Марина, и восклицала: «Ах, да!» или говорила: «Ну-ка, ответьте мне!» А еще она так же трогательно краснела и хмурилась, пряча смущение, когда слышала непристойности. Она была его первой эротической фантазией. Иван, будучи школьником, думал, что когда он вырастет, Наталья Петровна станет его женой. Представлял, как они вместе будут кататься на лодке по реке и целоваться на самой ее середине. Эта фантазия усилилась после того как Наталья Петровна его однажды поцеловала. Поцелуй был материнским, в лоб. Он споткнулся на лестнице и ушиб колено, и тогда учительница, жалея, обняла его и подарила поцелуй.
Иван бросил взгляд на колдовавшую над каким-то аппаратом Марину. О! Неужели это… Он не ошибся – Марина достала проектор для просмотра диафильмов.
– Задерните шторы, – распорядилась она.
Плотные и пыльные, когда-то черные, а теперь темно-болотные, выгоревшие на солнце, шторы создали интимную обстановку. Иван поймал себя на мысли, что в его школе тоже висели такие же шторы – выгоревшие, пыльные и точно так же кое-где с оборванными прищепками.
В его школе экран тоже был клеенчатым и сероватым – почти за два десятка лет ничего не изменилось. Марина развернула рулон экрана и закрепила его на доске. Подложила – для высоты – под проектор несколько книг, настроила контрастность. Все, можно начинать сеанс.
Иван сел рядом с механиком и приготовился смотреть кино. Замерцал свет, в луче проектора закружился хоровод пылинок, на экране появились первые кадры. Тополя, кипарисы, горы – яркая природа юга и титры: «Научно-популярный фильм «Идем в поход».
Он взглянул на сосредоточенный профиль Марины. Завиток волос у тонкого уха, высокий лоб, немного вздернутый нос, приоткрытый рот. От нее пахло лесом, как и от Натальи Петровны. Такие же серьезные глаза и влажные губы. Иван приблизился к девушке и осторожно и мягко обнял ее за плечи. Марина замерла, на экране зависло изображение реки. Не получив отпора сразу, Иван привлек ее к себе и чувственно поцеловал в губы. Затем – в щеки, в шею, в декольте, расстегнул пуговицы на блузке. Поцелуи спустились ниже. Она сама начала расстегивать на нем рубашку.
Одевались они молча и равнодушно, как одеваются давно притершиеся друг к другу супруги утром, собираясь на работу – каждый на свою, – словно бы ничего и не произошло. И только ворона с любопытством смотрела со своей полки, приоткрыв клюв, будто хотела что-то прокаркать, а лисичка застенчиво потупила глаза.
Марина походила на эту лисичку – она тоже старалась спрятать глаза. Но, черт возьми, какая же она горячая штучка! Иван всегда предполагал, что под строгими образами школьных училок прячутся весьма страстные натуры, и вот теперь ему довелось в этом убедиться.
Поправив свой туалет, Марина как ни в чем не бывало вернулась к демонстрации фильма.
На экране сменяли друг друга картинки. Какая-то турбаза, школьники, ставящие палатку, горная река… Ивана разморило, он смотрел кино одним глазом под бодрый голос Марины, читавшей титры. Он пока не понимал, зачем ему демонстрируют диафильм – инструкцию для юного туриста.
– Разжигание костра начинается с заготовки растопки, которую делают из мелких веточек ели, бересты, сухого мха, ольшаника. Иван, вы меня слушаете?
– Слушаю, – встрепенулся он. Всего пять минут назад она говорила ему «ты» и называла котиком, а сейчас опять перевоплотилась в училку.
– Ничего вы не слушаете! – нахмурилась Марина. – Для кого я фильм показываю? Вот он, идол. Видите, на горе, в реке?
– Где?! – заинтересовался Иван. Он подался вперед, чтобы лучше рассмотреть кадр.
– Да вот же, – Марина взяла указку и подошла к доске, чтобы показать ему идола.
Небольшой, скорее всего чугунный, диск в виде солнца с человеческим лицом украшал горный склон, погруженный в воды быстрой реки. Солнце было точно таким же, как и у него на амулете. И как она его тут разглядела?
– Один из учеников его заметил. Такой же оболтус, как и вы, – произнесла она иронично. – Вместо того чтобы смотреть, как правильно костер разводить, он речку разглядывал. Гляньте, говорит, Марина Васильевна, там солнце с лицом как у человека. Он в пятом классе тогда учился, не застал каменного идола за нашим лесом. А я это солнце сразу узнала.
– Действительно, на идола похож.
– Не похож, а идол и есть! Я там была позапрошлым летом, когда работала в детском лагере на каникулах. Раньше у нашей школы были связи с администрацией абхазского лагеря «Юнга». Когда-то они нам этот фильм подарили. Теперь связей уже нет, они сами по себе, мы сами по себе, но наш завуч и директор их лагеря общаются по старой памяти. Вот он и предложил съездить к ним на лето поработать. Зарплата небольшая, зато – юг и фрукты. Из нашей школы только я поехала, остальные на возраст сослались, мол, поздно им в такую даль мотаться. И напрасно! В лагере работают люди разных возрастов – от восемнадцати до семидесяти. Мне очень понравилась поездка. Я ведь до этого нигде, кроме райцентра и Петрозаводска, не была. А там – море, горы, красота! Утром просыпаешься до подъема, в босоножках и легком платье выходишь на улицу. А на улице тихо-тихо и свежо, роса на траве блестит в нежном утреннем свете. Разве у нас на Севере с утра выйдешь в одних босоножках и в платье? Выйти-то можно, но ни тепла не будет, ни нежного солнца, а только холодная роса и низкое небо. С детьми, конечно, набегаешься – те еще оболтусы, кто за территорию выйти норовит, кто игру какую-нибудь опасную затеет – глаз да глаз нужен. Но зато вечером соберешь их у костра и рассказываешь что-нибудь, а они так внимательно слушают, как меня никто не слушал. Сидят, прижавшись друг к дружке, даже те, кто днем дрался, и смотрят, блестя глазами. И от этого на сердце так тепло становится, что хочется их всех обнять. В такие моменты очень хорошо ощущается родство душ. И чем больше таких вечеров, тем больше к детям привязываешься, и потом, когда заканчивается смена и приходит пора расставаться, сердце прямо разрывается. Приезжают новые дети, и мы так же с ними сидим у костра и так же сближаемся душами, а потом – снова расставание и море слез. Я их всех помню до сих пор, все свои три смены.