Темное торжество - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 66

— Согласна, капитан. Итак, если мы договорились, с чего начнем?

Почти целый час мы с ним заняты выработкой плана действий. Все это время я чувствую, как аббатиса наблюдает за мной. Меня несколько озадачивает ее недовольство, ибо разве я не сделала то, к чему она так стремится? Не показала им всем, насколько полезен для державы монастырь в час нужды? Быть может, я прыгнула через ее голову, предложив помощь?

К тому времени, как мы обговорили все подробности, Чудище становится бледен. То ли от ран, то ли от злости, кто его знает. Когда мы уже встаем и собираемся расходиться, настоятельница делает два шага в мою сторону. Ее губы плотно сжаты. Но прежде чем она успевает что-то сказать, подает голос герцогиня:

— Госпожа Сибелла?

— Да, ваша светлость?

— Вы не откажетесь провести со мной остаток дня? Я хотела бы кое о чем с вами переговорить.

У меня сердце взлетает при мысли о передышке, которую она мне посулила.

— Почту за честь, ваша светлость.

И, не оглядываясь на аббатису, я следом за герцогиней покидаю чертог.

— Думается, ваша настоятельница не одобрила предложение, высказанное вами в совете.

— Да, ваша светлость, она выглядела очень рассерженной. Простите, если высказалась не по чину, но я всего лишь хотела помочь! Ведь это моя семья желает вам зла.

К моему немалому изумлению, герцогиня останавливается и ловит мою руку.

— Нет! — с напором произносит она. — Я ни в коем случае не возлагаю на вас вину за деяния графа д'Альбрэ! Будь иначе, разве я сама не несла бы ответственность за то, что он творит от моего имени?

Я молчу, ибо что я могу на это ответить?

— Расскажите… — говорит она, тесно переплетая пальцы, — расскажите о тех, кто пал в Нанте. Расскажите, чтобы я могла должным образом почтить их память и возблагодарить за самопожертвование.

В этот миг мое смутное восхищение девочкой-герцогиней перерастает в глубочайшее уважение. Она ведь приняла на себя не только могущество и привилегии власти. Она в полной мере осознает и тягостную ответственность.

— Первыми были вельможи, — начинаю я свою печальную повесть. — Ваш сенешаль [11] Жан Бланше попытался было организовать оборону герцогского дворца, но ему помешало предательство его милости Ива Матюрена. В том бою пали его милость Роберт Друэ и с ним еще два десятка людей, чьи имена остались мне неизвестны. Горожане растерялись. Они были склонны поверить маршалу Рье, ведь он утверждал, будто говорит от вашего имени. Лишь когда против него выступили вельможи, нантцы поняли, что совершили ошибку. Но было поздно, они уже открыли ворота и впустили врагов. Д'Альбрэ сразу же натравил свое воинство на горожан, чтобы лишить их последних остатков отваги и подавить всякое желание бунтовать против него. И ему это удалось.

В глазах герцогини стоят слезы.

— Наибольшую верность проявили слуги, — продолжаю я. — Они знали вас и служили вам с колыбели. Алликсис Барон, ваш счетовод; Гийом Мулнэ, кузнец по серебру; Йохан Ле Труан, аптекарь; носильщик Пьер, привратник Тома… прачка… не менее десятка стрелков из охраны… главный кладовщик… повар и два виночерпия… и добрая половина дворцовой стражи. Все они умерли с вашим именем на губах, сохранив в своих сердцах верность и честь.

Ей всего тринадцать, напоминаю я себе. Меньше, чем было мне, когда я прибыла в монастырь.

Хотя нет. Так юна я не была никогда.

И я говорю то единственное, что, как мне кажется, может утешить ее, хотя какие тут утешения!

— Предатели Жюльер, Вьенн, Матюрен — они все мертвы, ваша светлость. Их постигла справедливая кара за вероломство.

Герцогиня поднимает глаза, воинственно блестящие сквозь слезы.

— Хорошо, — негромко произносит она. — Если Мортейн повелит вам точно так же наказать всех предателей до единого, я и слова поперек не скажу.

Она думает, что я их убила по приказу Мортейна. Не считаю нужным уточнять, что с одним разделался мой полоумный ревнивец-брат.

Аббатиса советует мне прикинуться шлюхой, чтобы выслеживать вредителей, но капитан Дюнуа, при всей своей грубоватости, оказывается истинным рыцарем. Ни о чем подобном он даже и слышать не хочет и предлагает мне выдать себя за прачку, разумно замечая, что у прачки нисколько не меньше законных причин толкаться среди воинов. Кроме того, большинство портомоек приторговывают услугами иного рода, и для пользы дела я смогу переходить от одной роли к другой.

Аббатиса вменяет мне в вину даже и то, что капитан Дюнуа взялся ей перечить, но тут я, право же, решительно ни при чем.

Склонившись перед серебряным зеркалом, заточенным древесным угольком изменяю рисунок бровей, делая их широкими и бесформенными. Потом беру другой кусочек угля, еще меньше первого, и на лице появляются морщины застарелой усталости. Разводы угольной пыли создают под глазами тени, якобы происходящие от непосильного труда. Честно говоря, я жду не дождусь, когда смогу хотя бы на время предстать совсем другим человеком, будь то даже замученная, бедно одетая портомойка. Лишь бы только не оставлять за собой след, отмеченный предательством и сердечной мукой.

А чего стоит желанная возможность нарушить планы д'Альбрэ!

В качестве окончательного штриха я втираю в волосы горсть очажной золы, чтобы они выглядели грубыми, грязными и по возможности более светлыми.

С руками приходится повозиться ничуть не меньше. Даже невзирая на недавнюю возню с едкими и горячими припарками, они у меня куда более гладкие и нежные, чем у простой прачки. Чтобы это исправить, я почти два часа вымачиваю их в крепком растворе щелока. Вот теперь руки красные, распухшие и потрескавшиеся, как положено. Все в порядке!

— Тебя нипочем не узнают, — подтверждает сидящая на кровати Исмэй.

Я криво улыбаюсь и отвечаю:

— На то и надежда.

— Получилось не просто переодевание, а целое перевоплощение!

Исмэй поднимается и подает льняной чепец. Он старенький, но мне все равно кажется слишком чистым, и я пачкаю его все той же золой. Исмэй помогает надеть его и должным образом завязать.

— Вот так. — Она отступает, чтобы оглядеть меня целиком, потом заботливо требует: — Но ты все равно поберегись, хорошо?

— Под этим скромным платьем спрятано почти полдюжины ножей, — сообщаю я подруге.

Два на поясе, по одному на каждом бедре и еще один за спиной. Без привычных ножен на запястьях я чувствую себя едва ли не голой, но воины известны склонностью хватать женщин за руки: мне вовсе не нужно, чтобы они сразу нащупали холодную сталь!

— Я готова, — говорю Исмэй.