— Сразу же, — сказала мисс Лингард. — Когда мы все вышли из
холла. Я удивилась, увидев в комнате Руфь. Я поняла, что она могла войти из
сада через балконную дверь. Потом я поискала глазами карандаш полковника Бьюри
— он лежал на столике для бриджа. Я положила его в свою сумочку — на случай,
если бы кто-нибудь увидел, как я подбираю пулю… Честно говоря, я не думала, что
кто-то мог увидеть. После я незаметно выронила ее возле зеркала, когда мы все смотрели
на тело. Когда вы спросили, что я подняла, я очень порадовалась своей
предусмотрительности.
— Да, вы оказались весьма предусмотрительны… Я был
совершенно сбит с толку.
— Я боялась, что кто-нибудь может услышать выстрел, и
надеялась только на то, что все как раз переодевались к обеду и находились в
своих комнатах. Прислуга была у себя. Единственный, кто мог его услышать, — это
мисс Кардуэлл, но она скорее всего подумала бы, что это выхлопная труба… Она
все-таки поняла, что это был звук гонга. А я думала.., я думала, никто ничего
не заметил…
Педантичный мистер Форбс, как всегда, был краток и точен:
— Случай уникальный. Чтобы без всякого мотива…
— Мотив есть… — тут же перебила его мисс Лингард. — И с
жаром добавила:
— Ну идите же, звоните в полицию! Чего вы ждете?
Пуаро попросил:
— Не могли бы вы выйти из комнаты? Мистер Форбс, позвоните
майору Риддлу. До его приезда я побуду здесь.
Медленно, один за другим, члены семейства покидали кабинет.
Удивленные, заинтригованные, потрясенные, они бросали смущенные взгляды на
подтянутую, с гордой осанкой женщину с тщательно зачесанными седыми волосами.
Последней выходила Руфь. В дверях она в замешательстве
остановилась.
— Я не понимаю, — гневно бросила она Пуаро, — как вы могли
подумать, что это сделала я.
— Нет-нет, — покачал головой Пуаро. — Я вовсе так не думал.
Руфь медленно вышла.
Пуаро остался один на один с этой невысокой пожилой
женщиной, которая только что призналась в тщательно продуманном и хладнокровно
совершенном убийстве. Причем сделала это с высоко поднятой головой.
— Да, — сказала мисс Лингард, — вы не думали, что это
сделала она. Вы нарочно обвинили ее, чтобы заставить меня заговорить. Ведь так,
верно?
Пуаро кивнул.
— Пока мы ждем майора Риддла, — непринужденным тоном сказала
мисс Лингард, — вы должны рассказать мне, что заставило вас заподозрить меня.
— Несколько вещей. Ну прежде всего ваш рассказ о сэре
Жервазе. Такой гордец, как сэр Жерваз, никогда не станет пренебрежительно
отзываться о своем племяннике в присутствии постороннего человека, тем более
человека не его круга. Вам нужно было поддержать версию о самоубийстве. Во что
бы то ни стало внушить нам, что причина самоубийства — в каком-то неблаговидном
факте, связанном с Хьюго Трентом. Тут вы тоже перестарались. Сэр Жерваз ни в
коем случае не стал бы откровенничать с посторонним. Потом — предмет, подобранный
вами в холле, и одно очень важное обстоятельство — вы не упомянули, что Руфь
вошла в гостиную со стороны сада. Затем в гостиной, в корзине для бумаг, я
нашел пакет. Трудно представить, что в такой дом, как Хэмборо Клоус, кто-то
является с бумажным пакетом! Когда раздался «выстрел», в гостиной, кроме вас,
никого не было. Трюк с пакетом могла придумать только женщина — искусное, но
очень уж домашнее изобретение. Так что все сходилось. Стремление во что бы то
ни стало отвести подозрения от Руфи, направив их на Хьюго… Механизм
преступления.., и его мотив.
— Так вам известен мотив?
— Полагаю, да. Счастье Руфи — вот мотив! Я подозреваю, что
вы увидели ее с Джоном Лэйком и все сразу поняли. А потом вы наткнулись на
черновик нового завещания сэра Жерваза, поскольку имели доступ к его бумагам.
Вы узнали, что Руфь лишится наследства, если не выйдет замуж за Хьюго Трента.
Это вынудило вас пойти на риск и взять дело в свои руки, используя тот факт,
что сэр Жерваз перед этим написал мне письмо. Вы, вероятно, видели копию этого
письма. Я не знаю, что его вынудило мне написать. Возможно, он подозревал, что
кто-то его систематически обворовывает — либо Берроуз, либо Лэйк. А возможно,
он не мог понять, каковы все же намерения Руфи. Вот и решил прибегнуть к услугам
частного сыщика. Так или иначе вы сумели всем этим воспользоваться, чтобы
инсценировать самоубийство. Вы послали мне телеграмму, а потом сообщили, что
сэр Жерваз якобы произнес при вас эти слова: «Слишком поздно».
— Жерваз Шевени-Гор был чудовищным снобом и пустомелей! Я не
могла допустить, чтобы он разрушил счастье Руфи.
— Руфь — ваша дочь? — спросил Пуаро.
— Да.., моя дочь. Я часто.., часто думала о ней. Когда я
узнала, что сэру Жервазу требуется помощница для работы над историей семьи, я
ухватилась за эту возможность. Мне ужасно хотелось увидеть мою девочку. Я
знала, что леди Шевени-Гор меня не узнает. Тогда я была молода и красива, да и
фамилия у меня другая, чем в то время, когда отдала им дочь. К тому же леди
Шевени-Гор слишком рассеянна, чтобы примечать всякие мелочи. Мне она нравится,
но семью Шевени-Горов я ненавижу. Они относились ко мне как к какой-то грязной
твари. А теперь этот Жерваз из-за своей непомерной гордыни и снобизма хотел
испортить жизнь моей дочери. Но я решила: моя Руфь должна быть счастлива. И она
будет счастлива… Если не узнает правду обо мне… — В ее голосе звучала мольба.
Пуаро слегка кивнул.
— Обещаю, что никто об этом не узнает.
— Благодарю вас, — тихо произнесла мисс Лингард.
Позже, когда полиция уже побывала в доме, Пуаро встретил в
саду Руфь и ее мужа.
— Вы действительно думали, что это я? — с вызовом спросила
Руфь.
— Я знал, что вы не могли этого сделать. Из-за маргариток.
— Из-за маргариток? Не понимаю…
— Дело в том, что на клумбе было только четыре следа. А если
вы рвали маргаритки, их должно было быть гораздо больше. Значит, до того, как
вы вышли в сад во второй раз, кто-то убрал оставленные вами следы — заодно со
своими. Это мог сделать только убийца. Но раз на клумбе остались ваши следы,
значит, убийца не вы. Вы автоматически оказываетесь вне подозрения.
Ее лицо посветлело.
— О, я поняла. Вы знаете.., наверное, это ужасно.., но мне
почему-то жаль эту бедную женщину. Она сама призналась, чтобы меня спасти. Она ведь
думала, что вы собираетесь посадить меня в тюрьму. Она поступила благородно. В
определенном, конечно, смысле. Мне больно думать, что ей придется предстать
перед судом по обвинению в убийстве.
— Не надо так расстраиваться, — мягко сказал Пуаро. — Этого
не будет. Доктор сообщил мне, что у нее серьезная болезнь сердца и ей осталось
жить несколько недель.