Тени исчезают в полдень - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Иванов cтр.№ 48

... Долог, нетороплив зимний рассвет, о многом можно передумать, многое можно вспомнить, пока не рассеется густая синь на окнах.

— Я ведь совсем, рассохшаяся колода, забыла — Мишенька просил картошки сварить в мундирах, — сказала Харитоновна, выходя из своей комнаты.

— Ладно, ладно, ты отдыхай, — проговорил Захар. — Я сам сварю.

Картошка в мундирах — любимое Мишкино блюдо. Захар слазил в подпол, достал картофель, помыл, насыпал в чугунок, поставил на огонь.

Затем опять сел к печке, потер ноющее плечо и продолжал думать о тех далеких событиях, которые всплывали в памяти, потревоженные вчерашними словами Курганова: «Тебя бы... по мерзлым глызам...» Всплывали, как всплывают в пруду рыбины, оглушенные взрывом. Некоторые, ожив, уйдут потом вглубь, остальных прибьет ветерком к берегу, заросшему камышом и осокой. И снова будет чистой водная гладь.

... Когда Захар пришел в Анисиму, Марью клали в гроб. Приезжий, о котором говорил Антип, стоял в толпе народа и говорил:

— Хорошее сердце билось в груди этой женщины, настоящая, красного цвета кровь текла по ее жилам. Подлый враг погубил ее, но не смог остановить ее сердца. Многим из вас еще при жизни она раздавала капельки своей крови, которые сейчас и горят в вас, зажигают ваши сердца. А вы, в свою очередь, раздадите капельки своей крови из своих сердец другим, а те — еще другим. Так вечно будет жить в народе Красная Марья, как в страхе называли ее враги, так вечно будет жить ее дело. И все, кому попадет Марьина кровь, будут людьми сильными и красивыми... А палача этого мы будем искать и найдем. Будем судить его страшным судом...

Долго еще говорил этот человек, фамилии которого Захар так и не запомнил.

Когда пришли мужики и сказали, что могила готова, Анисим разжал вдруг спекшиеся губы и сказал:

— Нет! Пусть Марью на утесе похоронят. Пусть она... каждый день рассвет видит.

Посмотрел-посмотрел на него, на людей приезжий и произнес одно только слово:

— Правильно.

Отнесли Марью на утес. Похоронили в расселине, из которой вынули ее дочку.

Милиционеры в течение двух дней опрашивали народ, пытаясь напасть на след Марьиных палачей. Допросили и Фрола Курганова, предварительно облив его холодной водой, чтоб привести в сознание. Фрол после каждого ведра ошалело мотал головой, обсыпая всех брызгами, приходя в сознание, таращил глаза, как бы силясь понять, чего же от него хотят, и бросал все время одни и те же слова:

— Отвяжитесь вы... Демид, должно. Он все грозился...

Филипп Меньшиков вообще на вопросы не отвечал. Он равнодушно глядел мутными глазами на милиционеров, покачивал головой, будто укоряя их в чем-то. Поэтому они, уезжая, решили прихватить Филиппа с собой.

Но тут случилось непредвиденное.

В течение этих двух дней Фильку держали под стражей в амбаре, связанного по рукам и ногам. Но когда утром подогнали к амбару телегу, чтобы погрузить Меньшикова, амбар оказался пуст.

Так и уехали милиционеры ни с чем. Вместо Филиппа они прихватили с собой на всякий случай его жену Матрену с дочкой...

На следующий день после их отъезда избирали нового председателя артели. Первой назвали фамилию Большакова.

Растерялся даже Захар: по заслугам ли такая честь?

— Народ тебя не чествует вовсе, работать заставляет, — сурово ответил приезжий. Помолчал секундочку и добавил: — Не на прохладное место садят. На этой работе недолго и кровью захлебнуться, как Марья...

Все высказались за Захара. Только Фрол, тоже притащившийся на собрание, синий и смятый с перепою, сидел молчаливо в углу, уставившись в одну точку.

«На этой работе недолго и кровью захлебнуться...»

Оправдались слова приезжего через полгода, в зимнюю трескучую ночь.

За несколько месяцев председательствования ничего такого особенного в деревне не случилось. Даже никто не уезжал и никто не приезжал в Зеленый Дол.

В те поры многие хозяйствовали еще единолично. Однако постепенно единоличников становилось все меньше. Скоро заявление с просьбой о приеме в артель принес и Шатров.

— И ты одумался наконец? — спросил его Захар.

— Не твое дело, — отрезал Анисим. — Молод ты допросы мне учинять.

Захар действительно был моложе Шатрова на пять лет, поэтому ничего больше не сказал, взял заявление.

Анисим, помнится, сдал в артель весь свой инвентарь, работал на общественных полях как зверь, только все молчком, молчком.

Видно, нешуточно любил он Марью.

Выздоровевшую дочку Марьи хотели взять в приют, приезжали за ней из города, но Анисим вдруг окрысился:

— Не трогайте ее, сволочи!

И, помолчав, добавил, ни на кого не глядя:

— Извиняйтя... за горячее слово... Хоть теперь отцом ей буду.

Поехал в Озерки, удочерил девочку, переписал ее на свою фамилию.

А о Фильке меж тем не было ни слуху ни духу. Куда он делся? Когда осмотрели в то утро амбар, обнаружили в полу выпиленную доску, а под стенкой подкоп. Кто помог ему бежать? Сам он выпилить доску не мог. Когда вязали Филиппа, Захар лично обыскал его. И не то что пилку — обыкновенной иглы не мог утаить при себе Меньшиков. Неужели сделать подкоп и пропилить пол в амбаре сумела жена Филиппа, Матрена? Или Демид? Если Демид — куда делись братья, не бродят ли, как волки, вокруг села, не заявят ли однажды о себе?

И вдруг глухой зимней ночью Захара самого спросили:

— Ну, председатель, где мой брат, Филипп Меньшиков?

Захар открыл глаза и увидел перед собой синее, очень синее лицо, на котором поблескивали, как стекла в лунную ночь, два глаза. Большаков сразу узнал Демида. «Как же они, дьяволы, окно без шума выставили?» — заколотилось в голове. Сунул руку под подушку, где лежал наган, но Демид опередил его, схватил руку и с хрустом вывернул ее, одновременно сдернув Захара с кровати.

— Погодь, красный дьявол, оружье лапать! Отлапался! Теперь мы спрос наведем. За братку, за жену его. Подпаливай гнездо большевичье!

Выволокли Захара на мороз в чем бьш. Но холода он не чувствовал. Лежал в снегу, смотрел, как полыхает его жилье, как пляшут вокруг огненные блики. И от этого огня ему, видимо, было так жарко, что снег вокруг него подтаял, а вывернутую Демидом руку и вовсе прижигало, будто под мышку всунули горящую головешку.

— Значит, не знаешь, где братка?!

— Не знаю. Думал, что к вам удрал. Теперь думаю — подох где-то. Значит, одной сволочью на земле меньше стало, — прохрипел Захар. — Тебя вот задавить бы еще, как вшу на гребешке...

— Скорей, Демид! Кончай ты с ним, народ просыпается, — тревожно сказал кто-то.

— Лошадь мою сюда! — крикнул Демид. И, затянув мертвую петлю на ногах Захара, привязал другой конец к седлу. Потом посоветовал, будто по-дружески: — Вспомнишь — крикни, я перерублю веревку.