Сэр Чарлз, истово взбалтывая коктейли, разговаривал с
Анджелой Сатклифф, высокой, красивой, с седыми волосами, дерзко очерченным ртом
и прелестными глазами.
Фредди Дейкерс беседовал с Бартоломью Стренджем.
— Все знают, что со старым Ледисборном. Вся конюшня знает, —
говорил он визгливым голосом.
Фредди Дейкерс был низенький, рыжий человечек, с красным,
обветренным лицом и усами щеточкой. Глаза у него бегали.
Рядом с мистером Саттертуэйтом сидела мисс Уиллс, чья пьеса
«Одностороннее движение» была признана лондонской публикой чуть ли не самой
остроумной и смелой за последние несколько лет. Мисс Уиллс, высокая, худощавая,
со скошенным подбородком и светлыми в мелких кудряшках волосами, носила пенсне
и была одета в ужасающе бесформенное платье из зеленого шифона.
— Я посетила юг Франции, — говорила она высоким
невыразительным голосом, — но, право, мне там совсем не понравилось. Я
чувствовала себя страшно неуютно. Но, конечно, для моей работы такие поездки
необходимы. — Должна же я знать, что творится на белом свете.
«Бедняжка, — думал мистер Саттертуэйт, слушая ее. — Успех
свалился на нее, как снег на голову, и она покинула свою келью, то бишь
пансион, где-нибудь в Борнмуте. Уж там-то ей наверняка все по душе».
Как не похожи авторы на свои творения! Мистер Саттертуэйт
всегда этому изумлялся. Что общего у блестящего, утонченного и остроумного
Энтони Эстора с бесцветной мисс Уиллс? И вдруг он заметил, что в блекло-голубых
глазах за стеклами пенсне светится острый, явно незаурядный ум. Мистер
Саттертуэйт почувствовал на себе оценивающий взгляд этих глаз и даже немного
смутился. Казалось, мисс Уиллс внимательно рассматривает его, будто старается
запомнить на всю жизнь.
Сэр Чарлз между тем разливал коктейли.
— Позвольте предложить вам коктейль, — сказал мистер
Саттертуэйт, живо вскакивая со своего места. Мисс Уиллс заулыбалась.
— Не возражаю, — сказала она.
Дверь отворилась, и горничная Тампл доложила, что прибыли
леди Мэри Литтон Гор, мистер и миссис Беббингтон и мисс Литтон Гор.
Мистер Саттертуэйт, снабдив мисс Уиллс коктейлем, ловко,
бочком придвинулся поближе к леди Мэри Литтон Гор. Он, как известно, питал
слабость к громким титулам.
Помимо того, что мистер Саттертуэйт был снобом, его всегда
влекло к истинным аристократкам, а леди Мэри, бесспорно, была из их числа.
Оставшись вдовой с весьма скудными средствами и трехлетней
дочерью на руках, она приехала в Лумаут и поселилась в небольшом коттедже, где
и жила с тех самых пор. Из прислуги она держала лишь одну горничную, искренне
ей преданную.
Леди Мэри была высокой и стройной женщиной и выглядела
старше своих пятидесяти пяти лет. Выражение лица у нее было необыкновенно милое
и немного застенчивое. Дочь она обожала и постоянно за нее тревожилась.
Гермиона Литтон Гор, которую все называли Мими, мало
походила на мать. Во всяком случае, характер у нее был куда более решительный.
Пожалуй, красавицей ее не назовешь, думал мистер
Саттертуэйт, но она, безусловно, весьма и весьма привлекательна. И причина тому
— ее неуемная жизненная сила. Кажется, в ней больше жизни, чем во всех
присутствующих здесь, вместе взятых.
Мими была среднего роста, с темными волосами и серыми
глазами. Волосы тугими завитками падали на тонкую шею, светло-серые глаза
глядели открыто и смело, изящно круглились нежные щеки, заразительно звучал
смех — все создавало ощущение пленительной молодости и живости.
Она стояла, болтая с Оливером Мендерсом, который только что
вошел в гостиную.
— Вот уж не думала, что прогулки на яхте тебе наскучат. Ты
же всегда их любил.
— Мими, дорогая, просто я повзрослел, — отвечал он, цедя
слова и чуть поднимая брови.
Красивый молодой человек. На вид ему лет двадцать пять.
Пожалуй, в его красоте есть что-то слащавое. И еще.., что-то от иностранца, что
ли? Нечто не совсем английское…
За Оливером Мендерсом наблюдал не только мистер Саттертуэйт.
С него не сводил глаз маленький человечек, у которого голова по форме
удивительно напоминала яйцо, а усы явно выдавали в нем иностранца. Мистер
Саттертуэйт уже нашел случай напомнить о себе мосье Эркюлю Пуаро. Маленький
человечек оказался чрезвычайно любезен. Правда, мистер Саттертуэйт заподозрил,
что он намеренно подчеркивает свою неанглийскую манерность. Его небольшие
насмешливые глаза, казалось, говорили: «Вы ждете, что я буду строить из себя
шута? Разыгрывать комедию? Bien, — пусть будет по-вашему!»
Но сейчас в глазах Эркюля Пуаро не было насмешки. Взгляд его
был серьезен и немного печален.
Преподобный Стивен Беббингтон, приходский священник Лумаута,
подошел к леди Мэри и мистеру Саттертуэйту. Ему было шестьдесят с небольшим,
выцветшие глаза его смотрели добродушно, и держался он подкупающе скромно.
— Мы счастливы, что сэр Чарлз тут у нас поселился. Он так
благороден.., так великодушен. Более приятного соседа нельзя и пожелать. Думаю,
леди Мэри со мной согласится.
Леди Мэри улыбнулась:
— Мне он очень нравится. Успех совсем не вскружил ему
голову… Порой он бывает простодушен, как дитя, — добавила она с ласковой
улыбкой.
Появилась горничная, неся поднос с коктейлями, а мистер
Саттертуэйт все еще размышлял о том, сколь неистребим в женщинах материнский
инстинкт. С его викторианским воспитанием он особенно ценил в них эту черту.
— Тебе можно выпить коктейль, мам, — сказала Мими, подлетая
к ним со стаканом в руке, — но только один.
— Спасибо, дорогая, — кротко проговорила леди Мэри.
— Полагаю, — сказал его преподобие, — я тоже могу позволить
себе один коктейль. Надеюсь, миссис Беббингтон не станет возражать.
Он добродушно засмеялся, не слишком громко, как и
приличествует пастору.
Мистер Саттертуэйт перевел взгляд на миссис Беббингтон,
которая настойчиво втолковывала сэру Чарлзу что-то важное, кажется, о пользе
чернозема.
«Какие прелестные у нее глаза», — подумал мистер
Саттертуэйт.
Миссис Беббингтон, крупная, довольно небрежно одетая
женщина, производила впечатление особы весьма решительной, деятельной и
совершенно чуждой мелочности. Словом, как справедливо сказал о ней Чарлз
Картрайт, это была весьма достойная дама.
— Скажите, — леди Мэри подалась вперед, — кто эта молодая
женщина в зеленом? Вы с ней разговаривали, когда мы вошли.
— Она драматург, ее псевдоним Энтони Эстор.