Против часовой стрелки - читать онлайн книгу. Автор: Елена Катишонок cтр.№ 48

Мотя тоже не забыл, когда подошла его очередь пыхтеть над таким же бланком: «Помнишь, сестра, цветной сахар?» Как не помнить! И линейку, с которой приходилось соскребать липкий слой, и кубики сахара, и как брат тайком от хозяина совал в рот острые сладкие крошки… «Вписать?» — Мотя грыз, как школьник, конец ручки.

Поиски прошлого.

Иногда оно оказывалось совсем рядом, ведь сегодняшний день вырос из поблекшего вчерашнего, и нужен какой-то толчок, короткий пробег часовой стрелки, чтобы искомое прошлое ожило: мелодией, полузабытым словом, старой вещью — всегда с ошеломляющей внезапностью.

…Когда Лелька приходила, то сразу бежала в свой любимый угол, где стоял — или стояла?.. Лучше объяснить.

В каждом доме существует какой-то предмет, порой нелепый, значимость которого не понятна чужим. У такого уродца есть свое имя и биография, своя история и надежда — смешно сказать! — на будущее. В бабушкиной комнате стояла тумбочка не тумбочка, постамент не постамент, а нечто вроде того и другого: сверху полка, снизу шкафчик с дверцей. «Нечто» смастерил когда-то Максимыч для Бог знает какой надобности и поставил рядом с печкой: авось пригодится.

Так и получилось.

В один прекрасный день неугомонная Таечка приволокла с подругой откуда-то граммофон и с пыхтеньем водрузила сверху.

Граммофон, к ужасу Матрены, был похож на помесь гигантского экзотического цветка со Змеем Горынычем. Из бока гибрида торчала изогнутая ручка, которую Таечка тут же стала азартно крутить, и старухино: «На кой?..» было заглушено треском и шипеньем, а потом запела пластинка:

Что стоишь, качаясь, то-о-онкая рябина…

Тайка пела вместе с пластинкой, страстно и фальшиво, горестно раскачиваясь:

Кабы мне, рябине, к ду-у-бу перебраться,

Я б тогда не стала гну-у-уться и качаться.

Четырехлетняя Лелька смотрела на маму и тоже скорбно раскачивалась под безнадежные слова. Пластинка утомилась и опять перешла на шипение. «Граммофон!» — горделиво сказала Тайка, словно сама выдумала диковинный аппарат. Девочка некоторое время боролась с трудным словом, потом объявила: «Магафон!»

Имя прочно приросло к новому приобретению, хотя сам граммофон прижиться не успел: в один из набегов Тайка унесла его, вместе с черными колесами хриплых пластинок, и Матрена перекрестилась с облегчением. Дело рук Максимыча хоть и лишилось ящика с трубой-ракушкой, но сохранило имя «магафон». Смолкли жалобные песни, никто больше не качался и не шипел. Как сложилась судьба тонкой рябины, и вправду ли ей было суждено век одной качаться, неизвестно, а к Тайке судьба оказалась не столь сурова: она благополучно вышла замуж, вместе с граммофоном. Магафоном завладел Максимыч, так как в ящике удобно было держать лекарства, прописываемые докторами от язвы, а что в глубине удобно становилась четвертинка, о том знать не надо было ни докторам, ни тем более Матрене.

У вещей, как у людей, своя судьба. Когда умер отец, Ирина извлекла из шкафчика один аптечный пузырек с остатками мутной жидкости и один совсем не аптечный, но пустой, и отцовскую любимую граненую рюмку: келишек. Кроме этого, в шкафчике лежали две тоненькие книжки: «Федорино горе» и «Сказка о рыбаке и рыбке».

Последняя находка и определила нового владельца: магафон был отдан в распоряжение Лельки. «На кой ребенку целый магафон?!» — нахмурилась Матрена и долго шелестела бумагой, открывая и закрывая дверцу.

Время мчится быстро и не предупреждает о своей скорости. Умерла строгая бабушка Матрена, и целый магафон остался-таки ребенку. Лелька со вкусом разместила там все нехитрое школьное хозяйство, не поинтересовавшись нижним рядом, где под картоном были плотно уложены газеты. Что интересного?..

Как-то внучка появилась в разгар уборки.

— А я с улицы видела, как ты окно моешь! — закричала она с порога. — Давай, я помогать буду!

— Помогай: принеси газеты из кухни.

Лелька метнулась на кухню и вернулась растерянная:

— Нету…

Действительно, не было.

Что ж, у каждого свое представление об уюте. Надя тоже делала уборку — и выкинула. «Мое — мое, и твое — мое». Ирина озадаченно смотрела на мокрое стекло, а внучка вдруг вспомнила: «Бабушка, да в магафоне полно газет!»

В самом деле; спасибо, матушка-покойница сохранила. Вот и пригодились; неси!

Почти шафранной желтизны, сухие и шершавые, это были совсем не те газеты, которые по вечерам она приносила из киоска:

«ВЫИГРАЕТ ЛИ СЕГОДНЯ ЛАСКЕР У КАПАБЛАНКИ?»

«ГИНДЕНБУРГ ДАЛ СОГЛАСИЕ»

«СЕГОДНЯ — 14-я ГОДОВЩИНА НЕЗАВИСИМОСТИ»

«КАЖДОМУ ДОСТУПЕН ШОКОЛАД „ШОКЛЭ“»

И — знакомая арка заголовка: «СЕГОДНЯ».

Через полчаса Ира заставила себя вернуться к недомытым окнам. Лелька с восторгом читала вслух объявления: «УНИЧТОЖАЮ клопов, тараканов, крыс и мышей с полной гарантией. Желающие могут у себя сами уничтожать», — и тут же комментировала:

— Зачем объявление, если могут сами?

«Русский, заброшен судьбою в дебри Марокко, заканчивая свой срок службы, просит откликнуться будущую подругу жизни. Цель близка — ясен путь».

— Бабушка, а почему он ей письмо не напишет?

«ПЕРВОКЛАССНЫЕ ОБЕДЫ в интеллигентной еврейской семье».

«Годовое общее собрание благотворительного общества по призрению русских бедных состоится 19 марта».

— Специально собираются, чтобы презирать бедных? — возмущалась девочка, а после объяснения спрашивала: — А почему бедные пенсию не получают? — И тут же начинала смеяться: — Послушай, послушай: «КОММЕРСАНТ, среднее образование, обеспеченный, желает познакомиться с душевной обеспеченной некурящей дамой». А вот это мы видели на стенке, помнишь? «От крема „НИВЕЯ“ станет кожа новее!»

«СЮРПРИЗ ДЛЯ ДАМ! Очень дешево элегантная меховая кофточка к весне».

— А зачем к весне — меховая?..

На обратном пути — ох, как они обе не любили этот обратный путь! — говорили только о газетах. Как странно, что мать хранила их; зачем? «Читать, — Лелька пожала плечами, — бабушка Матрена, наверно, газеты любила. Потому что книжки мне дедушка Максимыч всегда читал, и она над ним смеялась».

Ирина остановилась:

— Кто читал?

— Максимыч, — повторила Лелька, — я ему книжку приносила, а он брал меня на коленки и читал. Ты разве не помнишь?

Бабушка озадаченно помолчала, потом решилась:

— Максимыч был неграмотным. И он, и баба Матрена. Считать — умели, да.

— Читал, я помню!! Он очень любил «Сказку о рыбаке и рыбке» и еще… и другие книжки… Он читал!

— Это ты читала. И я тебе читала. А папа мой… Он на память заучил, так и «читал», Царствие ему Небесное.