– Я просто с ума схожу по нему, – проворковала Сильвия. – Он
такой необыкновенный, а Мертонский замок такой восхитительный! Наш роман –
самый романтичный из всех, какие можно себе представить. И он ужасно красивый –
как мечтательный монах.
Она сделала паузу.
– Когда я выйду замуж, то брошу сцену. Она мне будет не
нужна.
– А пока что, – сухо сказал Пуаро, – лорд Эджвер преграждает
вам путь к осуществлению этой романтической мечты.
– Да, и меня это очень беспокоит. – Она откинулась на спинку
стула и задумчиво произнесла: – Конечно, если бы мы были в Чикаго, мне стоило
бы только пальцем шевельнуть – и он бы исчез, но у вас здесь, по-моему,
нанимать кого-то для таких поручений не принято.
– У нас здесь принято считать, – ответил, улыбаясь, Пуаро, –
что каждый человек имеет право на жизнь...
– Ну, не знаю. Мне кажется, вы отлично обошлись бы без
кое-каких ваших политических деятелей, и лорд Эджвер – поверьте мне – тоже не
стал бы большой потерей, скорее наоборот.
В дверь постучали, и официант внес ужин. Сильвия Уилкинсон
снова обратилась к нам, не обращая на него ни малейшего внимания:
– Но я не прошу вас убивать его, мсье Пуаро.
– Мерси, мадам.
– Я думала, может быть, вы поговорите с ним – как-нибудь
особенно. Сможете убедить его, чтобы он дал мне развод. Я уверена, у вас это
получится.
– Боюсь, мадам, вы переоцениваете силу моего воздействия.
– Но что-нибудь вы можете придумать, мсье Пуаро!
Она наклонилась к нему, и ее синие глаза вновь широко
распахнулись.
– Вы ведь хотите, чтобы я была счастлива?
Ее голос был мягким, едва слышным и непередаваемо
соблазнительным.
– Я хочу, чтобы все были счастливы, – осторожно ответил
Пуаро.
– Да, но я не имею в виду всех. Я имею в виду только себя.
– Иначе вы не можете, мадам.
Он улыбнулся.
– Вы считаете меня эгоисткой?
– Я этого не говорил, мадам.
– Но, наверное, вы правы. Понимаете, я просто не могу быть
несчастной! Когда мне плохо, это даже отражается на моей игре. А я буду
несчастной, пока он не согласится на развод – или не умрет. – На самом деле, –
задумчиво продолжала она, – было бы лучше, если бы он умер. Тогда я бы
чувствовала себя по-настоящему свободной.
Она взглянула на Пуаро, ожидая поддержки.
– Вы поможете мне, мсье Пуаро, правда? – Она встала,
подхватив меховую накидку и еще раз просительно взглянула на него. В коридоре
раздались звуки голосов. Дверь распахнулась.
– А если вы откажетесь... – сказала она.
– Что тогда, мадам?
Она рассмеялась.
– Тогда мне придется вызвать такси, поехать и пристукнуть
его самой.
Смеясь, она скрылась в соседней комнате, а в номер вошли
Брайан Мартин не с кем иной, как с Карлоттой Адамс, ее спутником и той парой,
которая ужинала в ресторане с ним и Сильвией Уилкинсон. Их представили нам как
мистера и миссис Уилдберн.
– Добрый вечер, – произнес Брайан. – А где Сильвия? Я хочу
сообщить ей, что мне удалось выполнить ее просьбу.
В дверях спальни, держа в руке тюбик помады, показалась
Сильвия.
– Ты ее привел? Чудесно! Мисс Адамс, я в полном восторге от
вашего представления! Мы должны, должны познакомиться! Идемте, посидите со
мной, пока я буду делать лицо. Не хочу выглядеть такой уродиной.
Карлотта Адамс последовала за ней. Брайан Мартин уселся на
стул.
– Итак, мсье Пуаро, – сказал он, – вы тоже попались? Наша
Сильвия уже убедила вас, что вы должны отстаивать ее интересы? Соглашайтесь
поскорее. Она не понимает слова «нет».
– Возможно, ей его никто не говорил.
– Сильвия очень интересный персонаж, – продолжал Брайан
Мартин. Он устроился на стуле поудобнее и лениво пустил сигаретный дым к
потолку. – Для нее не существует никаких табу. Нравственность для нее – пустой
звук. При этом она вовсе не безнравственна в узком смысле слова, нет! Она
безнравственна широко. Для нее в жизни существует только одно – то, чего хочет
Сильвия.
Он рассмеялся.
– Мне кажется, она и убить может – вполне жизнерадостно, и
чрезвычайно обидится потом, когда ее поймают и захотят повесить. А поймают ее
непременно: она феноменально глупа. Убить для нее – значит приехать на такси,
сказать, кто она, и застрелить.
– Интересно, почему вы мне это рассказываете? – тихо
осведомился Пуаро.
– Что?
– Вы хорошо знаете ее, мсье?
– Знал.
Он снова засмеялся, и мне показалось, что ему не слишком
весело.
– Вы согласны со мной? – повернулся он к остальным.
– О, Сильвия действительно эгоистка, – согласилась миссис
Уилдберн, – но актриса такой и должна быть. Если она хочет сохранить себя как
личность.
Пуаро молчал, не отрывая глаз от лица Брайана Мартина, и в
его взгляде была странная, не вполне понятная мне задумчивость.
В этот момент в комнату вплыла Сильвия, а за ней показалась
Карлотта Адамс. Вероятно, Сильвия «сделала себе лицо» (что за странное
выражение), каким хотела, но я мог поклясться, что оно оставалось точно таким
же, и лучше его «сделать» было никак невозможно.
Ужинали мы весело, хотя мне порой казалось, что в воздухе
носится нечто, не поддающееся моему пониманию.
Сильвия Уилкинсон не относилась к числу тонких натур. Она
была молодой женщиной, которая не способна испытывать двух чувств одновременно.
Ей захотелось поговорить с Пуаро, и она сделала это без промедления. Теперь она
пребывала в прекрасном расположении духа. Я был уверен, что Карлотту Адамс она
пригласила к себе под влиянием момента, как ребенок, которого насмешил человек,
удачно его копирующий.
Из этого следовало, что «нечто в воздухе» не имело отношения
к Сильвии Уилкинсон. К кому же? – задавал я себе вопрос.
Я по очереди вгляделся в гостей. Брайан Мартин? Он,
безусловно, вел себя неестественно, но на то он и кинозвезда, сказал себе я.
Напыщенный и тщеславный человек, слишком привыкший к позе, чтобы легко с ней
расстаться.
А вот Карлотта Адамс вела себя абсолютно естественно – тихая
девушка с приятным, ровным голосом. Теперь, когда мне представился случай, я
внимательно рассмотрел ее вблизи. Мне показалось, что ей присуще своеобразное
обаяние – обаяние незаметности. Оно заключалось в отсутствии каких бы то ни
было резких или раздражающих нот. Она мягко сливалась со своим окружением.
Внешность у нее тоже была незаметной. Пушистые темные волосы, блеклые голубые
глаза, бледное лицо и подвижный, нервный рот. Приятное лицо, но вряд ли бы вы
легко узнали его, если бы, скажем, встретили Карлотту Адамс в другом платье.