– Вы не так уж далеки от истины, – благодушно отозвался
Ааронс. – Независимо от того, идет ли речь о прошлом, настоящем или будущем,
Джо Ааронс именно тот человек, который вам нужен.
– Prйcisйment. Я хотел спросить вас, мсье Ааронс, что вы
знаете о молодой женщине по фамилии Кидд?
– Кидд? Китти Кидд?
– Совершенно верно.
– Смышленая особа. Пение, танцы, мужские роли… Она недурно
зарабатывала и никогда не оставалась без ангажемента. Не только в мужских, но и
в характерных ролях ей почти не было равных.
– Я так и слышал, – кивнул Пуаро. – Но она давно не
выступала, верно?
– Да. Уехала во Францию и связалась там с каким-то надутым
аристократом. Думаю, она навсегда рассталась со сценой.
– И давно?
– Дайте подумать… Три года назад. Это была большая потеря –
можете мне поверить.
– Она была умна?
– Умна, как целый воз обезьян.
– А вы не знаете имени человека, с которым она связалась в
Париже?
– Нет. Помню только, что он был то ли граф, то ли маркиз.
Да, кажется, маркиз.
– И вы с тех пор ничего о ней не слышали?
– Ничего. Даже случайно никогда с ней не сталкивался. Держу
пари, она торчит на каком-нибудь модном заграничном курорте, а может, уже стала
маркизой. Китти не обведешь вокруг пальца.
– Понятно, – задумчиво произнес Пуаро.
– Простите, что больше ничего не могу вам сообщить, мсье, –
сказал Ааронс. – Я бы хотел быть вам полезен. Вы ведь однажды здорово мне
помогли.
– Да, но теперь мы квиты – вы тоже меня выручили.
– Услуга за услугу! – усмехнулся Ааронс.
– Должно быть, у вас интересная профессия, – заметил Пуаро.
– Так себе, – уклончиво ответил артист. – Если стойко
переносить превратности судьбы, то жить можно. Вообще-то я справляюсь, но
приходится смотреть в оба. Никто не знает, что потребует публика в следующий
раз.
– В последние несколько лет на переднем плане танцы, –
заметил Пуаро.
– Я никогда не видел этот русский балет, но людям он
нравится. Для меня это чересчур изысканно.
– На Ривьере я познакомился с одной танцовщицей –
мадемуазель Мирей.
– Мирей? Та еще штучка, судя по отзывам. Ее всегда
кто-нибудь субсидирует, но танцевать она умеет – я видел ее, так что знаю, о
чем говорю. Сам я с ней дела не имел, и слава богу – характер у нее жуткий.
– Да, – задумчиво кивнул Пуаро. – Могу себе представить.
– Они называют это темпераментом! – продолжал Ааронс. – Моя
жена была танцовщицей до того, как вышла за меня, но, к счастью, никакого
«темперамента» у нее нет. Дома это лишнее, мсье Пуаро.
– Согласен с вами, друг мой. В семье темперамент неуместен.
– Женщина должна быть доброй, ласковой и хорошей кухаркой, –
заявил мистер Ааронс.
– Мирей недолго выступала перед публикой, не так ли? –
спросил Пуаро.
– Около двух с половиной лет, – ответил мистер Ааронс. – Ее
открыл какой-то французский герцог. Я слышал, что сейчас ей покровительствует
бывший премьер-министр Греции. Эти ребята умеют вкладывать деньги без лишнего
шума.
– Для меня это новость, – признался детектив.
– Мирей не из тех, кто упускает свой шанс. Говорят, молодой
Кеттеринг убил свою жену из-за нее. Не знаю, так ли это. Однако он угодил в
тюрьму, и ей пришлось быстренько подыскать ему замену. Я слышал, она носит
рубин размером с голубиное яйцо. Не то чтобы я когда-нибудь видел голубиные
яйца, но так всегда пишут в романах.
– Рубин размером с голубиное яйцо, – повторил Пуаро. Его
глаза стали зелеными, как у кота. – Интересно!
– Мне рассказывал об этом один мой друг, – объяснил Ааронс.
– Конечно, это может быть всего лишь цветное стекло. Все женщины одинаковы –
любят похваляться своими драгоценностями. Мирей утверждает, что на этом рубине
лежит проклятие – она называет его «Огненное сердце».
– Но если я правильно помню, – заметил Пуаро, – рубин
«Огненное сердце» – центральный камень в ожерелье.
– То-то и оно! Я же говорю, что женщины постоянно лгут про
свои драгоценности. Мирей носит одиночный камень на платиновой цепочке, но
десять против одного, что это стекло!
– Нет, – покачал головой Пуаро. – Я не думаю, что это
стекло.
Глава 32
Кэтрин и Пуаро обмениваются мнениями
Пуаро и Кэтрин сидели друг против друга за столиком в
«Савое».
– А вы изменились, мадемуазель, – неожиданно сказал
детектив.
– В каком смысле?
– Мадемуазель, эти нюансы трудно объяснить.
– Я постарела?
– Да, вы стали старше. Но я не имею в виду седину и морщины.
Когда я увидел вас впервые, мадемуазель, вы только наблюдали жизнь со стороны.
У вас был спокойный, заинтересованный вид зрителя, сидящего в партере и
смотрящего пьесу.
– А теперь?
– Теперь вы уже не зритель. Возможно, я скажу глупость, но
вы похожи на спортсмена, участвующего в напряженной игре.
– Моя старая леди иногда бывает трудноватой, – улыбнулась
Кэтрин, – но уверяю вас, я не веду с ней борьбу не на жизнь, а на смерть. Вы
должны как-нибудь приехать и познакомиться с ней, мсье. По-моему, вы сумеете
оценить ее мужество и силу духа.
Последовала пауза, во время которой официант проворно подал
им цыпленка en casserole.
[64]
Когда он отошел, Пуаро спросил:
– Я рассказывал вам о моем друге Гастингсе? Он называет меня
человеком-устрицей. Eh bien, мадемуазель, в вас я нашел достойного соперника.
Вы больше меня предпочитаете играть в одиночку.
– Чепуха! – отмахнулась Кэтрин.
– Эркюль Пуаро никогда не говорит чепухи. Все так и есть.
Снова наступило молчание.
– После возвращения вы видели кого-нибудь из наших друзей по
Ривьере, мадемуазель? – поинтересовался наконец Пуаро.
– Я видела майора Найтона.
– Вот как?
Что-то в прищуренных глазах детектива заставило Кэтрин
опустить взгляд.