Я покачала головой и пристально поглядела ему в глаза:
— Послушай, дедок! Я выросла в долбаной клетке; я перевидала, как сотни мутантов, полу-и недо-человеков померли мученической смертью; сколько я себя помню, люди, мутанты и роботы пытались меня убивать двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году без перерыва. A ты думаешь, я трухну от одного упоминания «закона этого государства»? Не спятил ли ты, дружище?
Мой голос гремит по всему конференц-залу. Все замерли и в шоке затихли.
Наконец, дядька, который нас здесь первым приветствовал, смущенно прочистил горло:
— Кхе-кхе… Я думаю, нам всем стоит сейчас сделать перерыв, а завтра возобновить переговоры.
Его слова звучат, словно предложение положить пластырь на разворотившую полчерепа зияющую рану. А завтра посмотреть, зажила ли она.
Как только мы снова оказались в лимузине, мама потрепала меня по руке:
— Хорошенькая у нас вышла встреча!
Я фыркнула, а все наши радостно засмеялись. Как же мне хочется, чтобы так было всегда: мы все вместе и весело смеемся.
Мечты, мечты!
10
В тот вечер, как все нормальные люди, мы решили заказать пиццу.
Мама взяла меню из местного ресторанчика, и каждый из нас шестерых выбрал себе целую здоровенную пиццу. Если еды вволю, я всегда удивляюсь. Мне, наверное, никогда не привыкнуть к изобилию и не поверить, что такое удовольствие может долго продлиться. Так что надо радоваться, пока есть возможность.
Пока мы дожидаемся доставки на дом нашего роскошного заказа, я возвращаюсь к теме переговоров на высшем уровне:
— Вся эта петрушка с программой правительственной защиты как-то мне не слишком нравится.
— Мне было бы спокойнее, если бы у вас была хоть какая-то защита, — озабоченно смотрит на меня мама.
Видишь, дорогой читатель, какая она у меня: ничего не приказывает, не подкалывает. Только носки не разбрасывай, где попало, — и дело в шляпе.
— Их защита — одно название, — резонно возражает ей Газзи, — сплошная фикция. А на самом деле оказывается то ловушкой, то экспериментом, то кошмаром каким-нибудь. Не помните, я заказал себе двойную порцию ананаса?
— Заказал, заказал, не волнуйся, — дружно киваем мы.
— А я к тому же не хочу ни в какую школу, — заявляет Надж, оторвавшись от телика. — Разве что в школу для модельеров или в музыкальную, где рок-звезд готовят. А если математику или орфографию каждый день — ни-за-что!
— Не думаю, что эти люди знают, что они хотят, — по-взрослому размышляет вслух Ангел.
— А чесночные лепешки мы заказали? — беспокоится Тотал, и мы снова дружно киваем, мол, заказали.
— А какие-нибудь мерзости у них на уме есть? Ты ничего не почувствовала? — допытываюсь я у Ангела.
Согласись, дорогой читатель, полезно иметь в своих рядах шестилетку, умеющую проникать людям в черепушки и читать их мысли.
— Кому-нибудь лимонаду подлить? — спрашивает Джеб, открывая новую бутылку.
— Мне, мне, — тянет к нему Газзи кружку.
Но тут Игги вдруг запротестовал:
— Синяя кружка — моя!
Газ подвигает к нему синюю кружку, помедлив, смотрит на него, и тут до всех нас доходит, что никто из нас никаких цветов не упоминал. Игги между тем берет свою синюю кружку и пьет из нее как ни в чем не бывало.
— Игги, кружка темно-синяя или голубая? — осторожно спрашиваю я его.
— Скорее, голубая.
В комнате воцаряется молчание. Наконец, Игги и сам нахмурился:
— Эй, мне кто-нибудь говорил, какого цвета у нас кружки?
— Нет, — тихо отвечаю я ему.
Раздумывая, он уставился в стол. Потом поднял голову и часто-часто заморгал:
— Нет, ни хрена не вижу. Ничегошечки… — Снова протянул руку и дотронулся до чашки. — Но каким-то образом я точно знаю — она голубая.
Газзи пододвинул ему другую кружку:
— А эта?
Игги берет ее в обе руки:
— Эта желтая. Правильно?
— Желтая, — подтверждает Клык. — Ну-ка вот это попробуй, — и он вкладывает в руки Игги меню из пиццерии.
— На ощупь… оно… зеленое.
В ответ никто не проронил ни слова. Сидим, остолбенело переваривая новость.
Вспоминаю, как Джеб предположил недавно, что мы начали мутировать в незапрограммированных направлениях. Надж, кажется, тоже про это думает. Она робко тянет руку к вилке, которая тут же начинает скользить к ней по столу.
— Вы, друзья мои, видно, опять наигрались на свалке токсичных отходов, — притворно сурово рычит Клык.
Надж захихикала:
— Нет, последняя свалка на нашем жизненном пути — та, где мы тачку стянули. Помнишь? А с тех пор — ни-ни.
— Тогда, значит, вас укусил радиоактивный паук. Было? Или молнией ударило? Или коктейля какого-нибудь суперменского наглотались? Живо признавайтесь!
— Нет, нет и еще раз нет, — протестует Игги, ощупывая все подряд. Опустив руку, натыкается на Тотала: — Ты черный!
— Я предпочитаю, чтобы обо мне говорили «canine-American». Когда, в конце концов, пиццу привезут? Я голодный как волк!
— А я какого цвета? — Надж кладет Иггину руку себе на лицо.
Он улыбается:
— Ты цвета кофе с молоком. Или шоколада с молоком. Смотря кому какой напиток больше нравится.
Вот тебе и на! У Игги новые дарования. У Надж новые таланты. Кто следующий? Не может быть, чтобы у Ангела какие-нибудь еще секретные возможности открылись — ей их и так уже с лихвой отмерено.
А мне с Клыком и Газом придется подождать. Там видно будет, на что мы еще окажемся способны.
В этот момент раздается звонок в дверь. Ура! Обед доставлен — кушать подано!
11
Стая притаилась в гостиной — не дай Бог, кто нас заметит, пока Джеб открывает дверь.
В дверном проеме стоит невысокого роста парень в красной рубашке с эмблемой ресторана. На вытянутых руках у него высоченная стопка коробок — девять пицц. Джеб расплачивается, и парень торопливо уходит — у подъезда вовсю тарахтит его мотоцикл, нагруженный целым штабелем таких же коробок. Мама забирает у Джеба пиццы, а он снова тщательно запирает двери на все засовы. Мы выскакиваем из укрытия, и челюсти у нас уже сами собой движутся, точно мы живуны, приплясывающие вокруг доброй волшебницы Глинды.
[3]