Киномания - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Рошак cтр.№ 58

— Настоящую историю. А что, была настоящая история? Ведь Сэм Спейд — вымышленный персонаж, разве нет?

Зип покачал головой — иных чувств, кроме отвращения, моя полная и непростительная глупость у него не вызывала.

— Да не о Сэме Спейде речь, олух ты стоеросовый. Я говорю о птице. О черной птице. Она из тех давних времен. С Мальты. Знаешь этих рыцарей в железных костюмах?

Зип из кожи вон лез, чтобы поразить меня своей осведомленностью, но я чувствовал, что он недалек от тотального невежества.

— Вы говорите о тамплиерах?

На его лице появилось удивленное выражение.

— Так ты что, знаешь о них, что ли? — Мне показалось, у Зипа возникло подозрение, что я, может быть, знаю ответы на те вопросы, которые мучили его долгие годы, и он готов спросить у меня, кто такие были тамплиеры. Мне этого очень не хотелось. И он не спросил. Сдержав свое любопытство, он продолжил: — Конечно, Хьюстон ничем из этого не воспользовался. Наверно, оно никак не подходило к тому кино, что он снимал. А может, проснувшись на следующее утро, он с похмелья забыл обо всем, что Макс ему наговорил. Но сироты, узнав, что Макс бродит по студиям и болтает со всеми напропалую, сильно заволновались. Вот тогда-то они и принялись его упрашивать — вернись, мол, мы сможем обо всем договориться. Но все равно ни хрена бы они денег Максу не дали.

— Вернуться? В Германию?

— В Цюрих. Там ихняя штаб-квартира. Ты что, меня вообще не слушаешь? Я сказал Максу, чтобы он никуда не ездил. Но он не стал слушать. Зол был как сто чертей. Расставить все точки над i — вот что ему хотелось. Так он мне сам сказал. Либо они выкладывают денежки, сказал он, либо пожалеют. К концу Макс путаный какой-то стал. Он пил много, всякими угрозами сыпал. А с этими сиротами так нельзя. Они такие подлые твари.

— И чем же он им угрожал?

— А говорил, что все расскажет.

— Что расскажет?

— Да все про них, про их тайны.

— Какие тайны?

Последовала еще одна мучительная, неловкая пауза. А после нее:

— Так я тебе и сказал.

Я переменил позицию.

— Вот бы посмотреть, что вы сняли в Мексике.

— Посмотреть хочешь? Ничего ты не увидишь. Так-то вот, — Он смерил меня вызывающим взглядом, а потом вдруг печально проворчал: — То, что у меня осталось, и смотреть-то нельзя. Даже и врезки не сделано.

Врезка. Как я понял — это был термин из собственного кинематографического словаря Касла. Что означало это слово? Я спросил об этом Зипа. Он, как и всегда, ответил так, словно я заставляю его повторять одно и то же.

— Ну — врезка. — Он сделал короткое странное движение ладошками — положил одну на другую, сплетя пальцы. — То, что монтажеры делают. Иначе, все, что ты наснимал, это каша какая-то, понял? Все вроде есть, а ничего нет… потому как без врезки. И потом, то, что у меня оставалось, оно не здесь. Лучшее исчезло навсегда, да и было-то его всего ничего.

— Куда исчезло?

— Пошло на корм рыбам. Лежит на дне океана. Я же тебе говорил, сироты предлагали ему поговорить о деньгах. Ну, Макс и взял пленки, чтобы им показать. А корабль вместе с ним и пленками утопили, — Голос Зипа вдруг перешел на полушепот, — А если хочешь знать, то я думаю, что они не позволили бы Максу вернуться, даже если бы он к ним и попал.

— Что вы хотите сказать?

— Я думаю, они бы прикончили его — и все дела.

— Вы думаете, они были им недовольны?

— Еще как. Макс нарушал свой обет.

— Обет?

— Ты что, не знаешь, что это такое? Ну, как в церкви. Ты в церковь какую-нибудь ходишь?

— Я хотел спросить, какой обет нарушал Касл.

— Это было между ним и сиротами. Я туда нос не совал. Я знаю только Макса, а он хотел кино снимать, хорошее кино. Но сиротам на кино было плевать. Им надо было одно: чтобы он потихоньку напичкивал ленты всей этой пропагандой.

— Пропагандой?

— Секретной пропагандой. Той, что даже не обнаружить. Как я тебе показывал с саллирандом.

— Что толку от пропаганды, которую нельзя увидеть.

Зип недоуменно вытаращил на меня глаза.

— Это и есть лучшая пропаганда. Потому что она худшая. Ты и не замечаешь, как она проникает тебе в голову.

— А что они пропагандировали?

Зип неожиданно пришел в бешенство.

— Совсем не то, о чем ты подумал, сынок, — отрезал он.

— Да я ничего и не подумал, — возразил я. — Просто пытаюсь вас понять.

— Макс был никакой не нацист. Его политика вообще не интересовала — не то что тех сирот.

— Сироты были нацистами?

Зип уставился на меня.

— Разве я это говорил?

— Нет, но…

— Тогда не лезь с вопросами раньше времени. Они не были нацистами, но работали на руку нацистам, понял?

— Но как?

— Они хотели доказать свою точку зрения любой ценой.

— Какую точку зрения?

— Ну, это про всемирное зло, я же тебе говорил, — Ничего такого он мне, конечно, не говорил. Видя полное мое недоумение, он попытался просветить меня, отбивая каждое сказанное им слово: — Они… хотели… доказать… про… всемирное… зло, — Кроме этой загадочно-зловещей сентенции, из Зипа больше ничего невозможно было выудить. Когда я попытался разговорить его, он только раздраженно отмахнулся, — Так мы будем смотреть этот фильм или нет? — вот и все, что он мне сказал. И мы уселись за просмотр второго фильма в тот день.

«Призрак из квартала убийц» был фильмом категории «Z», снятым Каслом для студии «Рипаблик» все под тем же псевдонимом Морис Рош. Эта лента, как и несколько других, изначально называлась по-другому — «Удар в спину» — и принадлежала к тем картинам, которые Джошуа Слоун в своем письме к Айре Голдштейну называл «дрянь жуткая». Я просмотрел фильм вместе с Зипом три раза и в конечном счете пришел к выводу, что резкое суждение Слоуна справедливо. Всего один достойный Касла эпизод на весь фильм — сцена казни в самом конце; ни в одной ленте тюремного жанра из тех, что видел я, электрический стул не наводил на зрителя такого тошнотворного ужаса. Бартон Маклейн {176} с брюшком брюзгливо делает свои последние шаги по этой земле, при каждом его шаге на стенах дергаются рваные тени, и наконец на него падает изображение электрического стула, закрывая его грудь, лоб, шеки, словно на нем за все его грехи выжигают дьявольское клеймо. Он сутулится под тяжестью происходящего, падает на колени, уменьшается до размеров насекомого, потом за несколько быстрых, как удар бича, кадров его разносит до какой-то угловатой неровной массы — настоящий алфавит отчаяния. Да одна эта сцена протяженностью не более двух минут, как часто у Касла, впечатляет больше чем дюжина других фильмов, обошедшихся в двадцать раз дороже. Когда фильм кончился, я обнаружил, что непроизвольно затаил дыхание. Зип тоже. По крайней мере, так мне показалось.