В те дни мы редко употребляли название «Англия». То была лишь мечта, но Альфред в приступе гнева приподнял занавес, скрывающий его планы. И тогда я понял: он хочет, чтобы армия продолжала путь на север — и еще дальше, пока не будет больше Уэссекса, не будет Восточной Англии, не будет Мерсии и Нортумбрии, а будет только Англия.
— Господин король, — непривычно покорно проговорил Эркенвальд, — не знаю, будет ли существовать Уэссекс, если мы заплатим язычникам, чтобы те собрали армию.
— На то, чтобы собрать армию, требуется время, — твердо проговорил Альфред, — и ни одна языческая армия не нападет, пока не кончится жатва. А как только урожай будет собран, мы сможем созвать фирд. У нас будут люди, чтобы противостоять им.
Это было верно, но большинство наших людей будут необученными фермерами, в то время как Зигфрид приведет воющих, голодных норманнов, приученных к мечу.
Альфред повернулся к зятю.
— И я ожидаю, что нас поддержит фирд южной Мерсии.
— Так и будет, господин, — с жаром заверил Этельред.
На его лице больше не было заметно болезни, которая скрутила его тогда, когда я в последний раз видел его в этом зале. На его щеки вернулся румянец, бойкая самоуверенность Этельреда будто вовсе не пострадала.
— Может, это промысел Божий, — сказал Альфред Эркенвальду. — В милосердии своем Он дал нашим врагам шанс собраться тысячами, чтобы мы могли одолеть их в одной великой битве. — Голос его окреп при этой мысли. — Господь на моей стороне, — твердо сказал Альфред, — и я не боюсь!
— Таково слово Бога! — набожно сказал брат Ассер, крестясь.
— Аминь, — проговорил Этельред. — И еще раз аминь. Мы победим их, господин!
— Но прежде чем вы одержите эту великую победу, — обратился я к Этельреду, испытывая злорадное удовлетворение при мысли о том, что сейчас скажу, — тебе придется исполнить свой долг. Ты должен будешь доставить выкуп лично.
— Клянусь Богом, я этого не сделаю! — негодующе сказал Этельред, но перехватил взгляд Альфреда и осел в кресле.
И ты должен будешь опуститься перед Альфредом на колени, — сказал я, повернув нож в его ране.
Даже Альфред ужаснулся.
— Зигфрид настаивает на этом условии? — спросил он.
— Настаивает, господин, — ответил я, — хотя я и спорил с ним. Я умолял, господин, возражал и молил, но тот не сдался.
Этельред молча смотрел на меня; на его лице читался ужас.
— Тогда быть посему, — сказал Альфред. — Иногда Господь Бог ждет от нас больше, чем мы в силах вынести, но ради славы Его мы должны вытерпеть все.
— Аминь, — истово сказал я.
Я заслужил скептический взгляд, который бросил на меня король.
Они говорили столько, сколько потребовалось одной из свечей Альфреда, чтобы сгореть на две отметки, показав, что прошло два часа. И все это было пустой болтовней — разговорами о том, как собрать деньги, как перевезти их в Лунден и как потом доставить в Бемфлеот. Я вносил свои предложения, Альфред делал пометки на пергаменте, и все это было напрасной тратой времени и сил, потому что если я преуспею в своих намерениях, то выкуп выплачен не будет, Этельфлэд не вернется, а трон Альфреда будет в безопасности.
И я собирался сделать все от меня зависящее, чтоб добиться этого. Всего через одну неделю.
Глава 11
Тьма. Последний дневной свет угас, и теперь нас окутывала тьма.
Лунного света тоже не было, но луна пряталась где-то за облаками, поэтому края их серебрились. И под этим громадным серебряным небом, черным и звездным, «Морской Орел» скользил вниз по Темезу.
За рулевым веслом стоял Ралла. Мне было нечего и мечтать стать когда-нибудь таким же хорошим мореходом, как он, и я надеялся, что Ралла сумеет провести нас в кромешной тьме по широким изгибам реки.
По большей части невозможно было сказать, где кончается вода и где начинаются болотистые берега, но Раллу это как будто не беспокоило. Он стоял, широко расставив ноги, время от времени топая — знак замедлить движения весел. Он мало говорил, но временами слегка выправлял курс длинной рукоятью рулевого весла; и перо руля ни разу не коснулось отлогого илистого берега реки.
Порой луна выскальзывала из-за облаков, и вода перед нами начинала мерцать ярким серебром. На берегах то появлялись, то исчезали красные искры — маленькие огни в хижинах на болотах.
Мы пользовались последними часами отлива, который нес нас вниз по реке. Недолгое мерцание луны на воде показывало, что берега все дальше отходят друг от друга — река едва ощутимо расширялась, вливаясь в море.
Я все время поглядывал на север, ожидая увидеть сияние в небе — отблеск костров в высоком лагере Бемфлеота и вокруг него.
— Сколько языческих кораблей в Бемфлеоте? — внезапно спросил Ралла.
— Неделю назад было шестьдесят четыре, — ответил я. — А сейчас, вероятно, около восьмидесяти. Может, даже сотня или больше.
— И мы одни против них, а? — забавляясь, спросил он.
— Одни, — согласился я.
— А вверх по берегу будут еще корабли. Я слышал, что у Скеобирига тоже сооружают лагерь.
— Они там уже месяц, — сказал я. — И там по крайней мере пятнадцать команд. А сейчас, может, и все тридцать.
Скеобириг был пустынной илистой косой в нескольких милях к востоку от Бемфлеота, и команды причаливших там пятнадцати датских кораблей соорудили форт с земляными стенами и деревянным палисадом. Я подозревал, что они выбрали Скеобириг потому, что в ручье у Бемфлеота уже не осталось места, и потому, что близость флота Зигфрида давала им защиту. Без сомнения, они заплатили норвежцу серебром и, без сомнения, надеялись последовать за ним в Уэссекс, чтобы урвать часть добычи, какую смогут.
На берегах каждого моря, по лагерям, стоящим вверх по рекам, по всему миру норманнов уже распространились вести о том, что королевство Уэссекс беззащитно — поэтому здесь и собирались воины.
— Но мы не собираемся сегодня драться? — спросил Ралла.
— Надеюсь, нет, — ответил я. — Потому что сражения очень опасны.
Ралла захихикал, но ничего не сказал.
После паузы я заявил:
— Боя быть не должно.
— А то на случай боя у нас на борту нет ни одного священника, — заметил Ралла.
— У нас их никогда и не было, — в свою защиту сказал я.
— А нам следовало бы иметь священника, господин, — возразил Ралла.
— Зачем? — воинственно спросил я.
— Потому что ты хочешь умереть с мечом в руке, — с упреком проговорил Ралла, — а нам нравится умирать причащенными.