Мы переправились выше по течению от Коккхэма, и на это ушел целый день. Этельред ворчал насчет задержки, но брод, которым воспользовались и через который невозможно было переправиться всю зиму, был глубоким, и лошадей приходилось уговаривать входить в воду, а припасы — грузить на суда, чтобы переправить на другой берег. Только не на судно Альфреда: Этельред настоял на том, что этот корабль не для перевозки грузов.
Альфред отдал своему зятю для этой кампании «Хеофонхлаф». То было меньшее из речных судов Альфреда, и король натянул над кормой навес, чтобы затенить местечко как раз перед площадкой рулевого. В тени лежали подушки, шкуры, стояли стол и стулья, и Этельред провел там весь день, наблюдая из-под навеса за переправой, пока слуги приносили ему кушанья и эль. А еще он наблюдал за Этельфлэд, которая, к моему удивлению, сопровождала мужа. Впервые я заметил ее, когда та шла по маленькой приподнятой палубе «Хеофонхлафа». Она увидела меня и приветственно подняла руку.
К полудню меня и Гизелу призвали к Этельреду, который встретил мою жену как старую подругу — хлопотал вокруг нее и потребовал, чтобы ей принесли плащ на меху.
Этельфлэд наблюдала за этой суетой, потом посмотрела на меня отсутствующим взглядом.
— Ты собираешься вернуться в Винтанкестер, моя госпожа? — спросил я ее.
Она была теперь женщиной, женой олдермена, поэтому я назвал ее «моя госпожа».
— Я отправляюсь с вами, — вежливо сказала она.
Это меня испугало.
— Ты отправляешься… — начал было я, но не договорил.
— Таково желание моего мужа, — очень официально произнесла она. Потом в ней промелькнула прежняя Этельфлэд — она быстро улыбнулась мне и добавила: — И я этому рада. Хочу увидеть битву.
— Битва — не место для госпожи, — твердо проговорил я.
— Не беспокой женщину, Утред! — крикнул через палубу Этельред, услышавший мои последние слова. — Моя жена будет в полной безопасности, я ее в этом заверил.
— Война — не место для женщин, — настаивал я.
— Она желает видеть нашу победу, — так же настойчиво возразил Этельред. — И она увидит ее, не так ли, моя уточка?
— Кря-кря, — сказала Этельфлэд так тихо, что только я мог ее услышать.
В ее тоне звучала горечь, но, когда я взглянул на нее, она уже мило улыбалась мужу.
— Я отправилась бы тоже, если бы смогла, — сказала Гизела.
Потом прикоснулась к своему животу. Ребенок еще не родился.
— Ты не можешь, — ответил я и был вознагражден притворной гримаской.
И тут мы услышали рев ярости с носа «Хеофонхлафа».
— Человек не может поспать! — кричал кто-то. — Ты, сакский эрслинг! Ты меня разбудил!
Отец Пирлиг спал под маленькой носовой площадкой, и какой-то бедняга нечаянно его потревожил. Валлиец выполз на неяркий дневной свет и заморгал на меня.
— Великий Боже, — сказал он с отвращением. — Да это господин Утред.
— А я думал, ты в Восточной Англии, — откликнулся я.
— Я и был там, но король Этельстан послал меня сюда. Он хочет, чтобы я присмотрел, как бы вы, никчемные саксы, не обмочили себе ноги при виде норвежцев на стенах Лундена.
Только мгновение спустя я вспомнил, что «Этельстан» — христианское имя Гутрума.
Пирлиг подошел к нам, в грязной рубашке, покрывавшей пузо, на котором болтался деревянный крест.
— Доброе утро, моя госпожа, — жизнерадостно обратился он к Этельфлэд.
— Уже день, отец, — отозвалась та, и по ее теплому голосу я понял, что ей нравится валлийский священник.
— Разве уже день? Великий Боже, я спал, как ребенок. Госпожа Гизела! Рад тебя видеть. Боже мой, да здесь собрались все красавицы! — Он с сияющим видом посмотрел на двух женщин. — Если б не шел дождь, я бы подумал, что меня вознесли на небеса. Мой господин… — Последние два слова была адресованы моему кузену, и по тону Пирлига сразу стало ясно, что они не дружат. — Тебе нужен совет, мой господин? — спросил Пирлиг.
— Совершенно в нем не нуждаюсь, — грубо ответил кузен.
Отец Пирлиг ухмыльнулся мне.
— Альфред попросил меня прибыть сюда в качестве советника. — Он почесал на пузе блошиный укус. — Я должен давать советы господину Этельреду.
— Как и я, — сказал я.
— И, без сомнения, господин Утред даст тот же совет, что и я, — продолжал Пирлиг, — а именно — мы должны двигаться, как сакс при виде валлийского меча.
— Он имеет в виду, что мы должны двигаться быстро, — объяснил я Этельреду, который отлично знал, что именно имел в виду валлиец.
Кузен как будто меня не услышал.
— Это было намеренное оскорбление? — чопорно спросил он отца Пирлига.
— Да, господин! — ухмыльнулся Пирлиг. — Намеренное.
— Я убил дюжины валлийцев, — заявил кузен.
— Тогда с датчанами ты легко справишься, так? — ответствовал отец Пирлиг, отказываясь обижаться. — Но мой совет остается прежним, господин. Торопись! Язычники знают, что мы идем, и чем больше времени ты им дашь, тем несокрушимее будет их защита.
Мы могли бы двигаться быстрее, если бы у нас были суда, которые перевезли бы нас вниз по реке. Но Зигфрид с Эриком, зная, что мы идем, перекрыли все движение по Темезу, и не считая «Хеофонхлафа», мы смогли собрать всего семь судов. Этого было недостаточно, чтобы перевезти наше войско, поэтому по воде путешествовали только увальни, припасы и дружки Этельреда.
Итак, мы двинулись в поход, и на дорогу у нас ушло четыре дня. Каждый день мы видели конников на севере и суда ниже по течению, и я знал: это разведчики Зигфрида, которые считают, сколько человек в нашей неповоротливой армии, тяжело продвигающейся к Лундену. Мы потратили еще один день только потому, что было воскресенье, а Этельред настоял на том, чтобы сопровождавшие армию священники отслужили мессу. Я слушал гудение голосов и наблюдал за тем, как вокруг нас кружат вражеские всадники.
Я знал, что Хэстен уже добрался до Лундена, и его люди, по крайней мере три сотни человек, будут укреплять стены.
Этельред путешествовал на борту «Хеофонхлафа» и сходил на берег только по вечерам, чтобы обойти выставленных мною часовых. Он взял за правило передвигать их, словно показывая, что я не знаю своего дела, и я ему это позволял.
В последнюю ночь мы встали лагерем на острове, до которого можно было добраться с берега по узкой плотине. Его заросший тростником берег был так густо покрыт грязью, что, если бы Зигфрид решил нас атаковать, то понял бы, как трудно приблизиться к нашему лагерю. Мы сумели разместить наши суда в извилистом ручье, который тек на севере острова, и, когда прилив спал и сумерки наполнило кваканье лягушек, корпуса погрузились в толстый ил.
Мы разожгли костры на берегу большой земли, чтобы при их свете увидеть приближение врага, и я расставил по окружности острова часовых.