Последние три слова он проговорил с внезапной жестокостью, и я ответил так же резко и грубо:
— Я сам его видел.
— Ты видел человека, вышедшего из могилы, вот что ты видел.
— Я сам видел его! — настаивал я.
— Конечно, видел. А ты никогда не задавался вопросом — что же именно ты видел? — вызывающе спросил валлиец. — Бьорна положили в могилу перед самым твоим приходом! Его засыпали землей, он дышал через тростинку.
Я вспомнил, как Бьорн сплевывал что-то, пытаясь выпрямиться. Не струну арфы, а что-то другое. Я решил, что то был комок земли, но, по правде говоря, эта штука была светлее. В то время я об этом не думал, но теперь понял: все воскрешение было трюком. И, сидя на полубаке «Лебедя», я чувствовал, как рушатся последние обломки моих грез.
Я не буду королем.
— Откуда ты все это знаешь? — горько спросил я.
— Король Этельстан — не дурак. У него есть шпионы. — Пирлиг положил ладонь на мою руку. — Мертвец выглядел очень убедительно?
— Очень, — все так же горько проговорил я.
— Он — один из людей Хэстена, и если мы когда-нибудь его поймаем, он отправится прямиком в ад. Так что же он тебе сказал?
— Что я должен стать королем Мерсии, — негромко проговорил я. — Должен стать королем саксов и датчан, врагом валлийцев, королем земли, лежащей между реками, повелителем всего, чем буду править. И я поверил ему, — печально закончил я.
— Но как ты смог бы стать королем Мерсии, если бы Альфред не сделал тебя королем? — спросил Пирлиг.
— Альфред?
— Ты ведь дал ему клятву верности, так?
Мне было стыдно говорить правду, но выхода не было.
— Так, — признался я.
— Вот почему я должен обо всем ему рассказать, — сурово проговорил Пирлиг. — Потому что когда человек нарушает клятвы — это не шутки.
— Верно, — согласился я.
— И Альфред будет вправе тебя убить, когда я обо всем ему расскажу.
Я пожал плечами.
— Лучше бы ты сдержал свою клятву, — сказал Пирлиг, — чем дал одурачить себя людям, которые выдали живого человека за труп. Судьба не на твоей стороне, господин Утред, поверь мне.
Я посмотрел на него и увидел сожаление в его глазах. Он любил меня, однако сказал, что меня одурачили, — и был прав. И мои мечты рушились.
— Какой у меня выбор? — горько спросил я. — Ты знаешь, что я отправился в Лунден, чтобы присоединиться к ним, ты должен рассказать об этом Альфреду, и тот никогда больше не будет мне доверять.
— Сомневаюсь, что он и сейчас тебе доверяет, — жизнерадостно заявил Пирлиг, — Он мудрый человек, Альфред. Но он знает тебя, Утред, знает, что ты воин, а ему нужны воины. — Помолчав, он вытащил деревянный крест, висевший у него на шее. — Поклянись на этом!
— Поклясться в чем?
— Что ты будет держать данную Альфреду клятву. Сделай это — и я ничего ему не скажу. Сделай это, и я буду отрицать случившееся и буду защищать тебя.
Я колебался.
— Если ты нарушишь данную Альфреду клятву, — продолжал Пирлиг, — ты станешь моим врагом, и я буду вынужден убить тебя.
— Думаешь, у тебя это получится? — спросил я.
Он озорно ухмыльнулся.
— Ах, я тебе нравлюсь, господин, хотя я — валлиец и священник, и тебе не захочется меня убивать. А в моем распоряжении будут три удара, прежде чем ты очнешься и поймешь, что ты в опасности, — поэтому… Да, господин, я тебя убью.
Я положил правую руку на крест.
— Клянусь, — сказал я.
И остался человеком Альфреда.
Глава 3
Мы добрались до Коккхэма тем же вечером, и я наблюдал, как Гизеле, которая, как и я, не очень любила христианство, начинает нравиться отец Пирлиг. Он откровенно заигрывал с ней, делал комплименты насчет ее экстравагантности и играл с нашими детьми. Тогда у нас было двое детей, и нам повезло — оба ребенка выжили, как и их мать. Утред был старшим. Мой сын. Четырехлетний курносый мальчик с волосами такого же солнечного цвета, как и у меня, с твердым маленьким личиком, с голубыми глазами и упрямым подбородком. Тогда я его любил.
Моей дочери Стиорре было два года. Ее странное имя сперва не нравилось мне, но Гизела умоляла меня назвать ее именно так, а я почти ни в чем не мог ей отказать, не говоря уж о выборе имени для дочери. Стиорра означало «звезда», и Гизела клялась, что мы с ней встретились под счастливой звездой и что наша дочь рождена под той же самой звездой.
Потом я привык к имени и полюбил его так же, как любил это дитя с темными материнскими волосами, длинным лицом и озорной улыбкой.
— Стиорра, Стиорра! — обычно говорил я и щекотал ее или позволял ей играть с моими браслетами.
Стиорра, такая красавица!
Я играл с ней и в ночь перед тем, как мы с Гизелой отправились в Винтанкестер.
Была весна, и вода в Темезе пошла на убыль, так что снова показались речные луга. Мир подернулся зеленой дымкой — прорезывались листья. Первый ягненок ковылял по полям, ярким от первоцветов, и дрозды наполняли небо журчащей песней.
В реку вернулись лососи, и наши сплетенные из ивы верши приносили хорошую добычу. На грушевых деревьях в Коккхэме набухли почки, и не меньше, чем почек, на них было снегирей, которых полагалось отпугивать маленьким мальчикам, чтобы к лету у нас были фрукты.
То было хорошее время года, время, когда мир оживал… Время, когда нас призвали в столицу Альфреда на свадьбу его дочери, Этельфлэд, с моим кузеном, Этельредом.
И той ночью я притворялся, будто мое колено — это лошадь, а Стиорра — наездница, и думал о своем обещании добыть для Этельреда свадебный подарок. Город Лунден.
Гизела пряла шерсть. Она пожала плечами, когда я сказал, что ей не быть королевой Мерсии, и серьезно кивнула, услышав, что я буду держать клятву, данную Альфреду. Жена с большей готовностью, чем я, принимала судьбу.
Гизела говорила, что судьба и звезда удачи свели нас вместе, хотя весь мир пытался нас разлучить.
— Если ты сдержишь слово, данное Альфреду, — внезапно проговорила она, прервав мою игру со Стиоррой, — тебе придется отбить Лунден у Зигфрида?
— Да, — ответил я, в который раз удивляясь, как часто сходятся наши мысли.
— Ты сможешь это сделать? — спросила она.
— Да, — ответил я.
Зигфрид и Эрик все еще находились в старом городе, их люди охраняли римские стены, которые залатали бревнами. Ни один корабль не мог подняться вверх по Темезу, не заплатив братьям дань, и она была огромной, поэтому движение по реке прекратилось — торговцы искали обходные пути, чтобы доставлять товары в Уэссекс. Король Гутрум в Восточной Англии угрожал Зигфриду и Эрику войной, но это оказалось пустой угрозой. Гутрум не хотел воевать, а только лишь убедить Альфреда, что делает все возможное, дабы соблюсти условия их мирного договора. Поэтому, чтобы изгнать Зигфрида, требовались восточные саксы, и именно мне предстояло возглавить их.