Вскоре он отложил газету и, намазав тост мармеладом, занялся
письмами.
Пачка писем была довольно объемистая, но большую часть он
порвал и выбросил. Рекламные проспекты, извещения и прочая печатная галиматья.
– Мне не нравится сочетание цветов в нашей
гостиной, – сказала Кей. – Можно, я ее переделаю, Невиль?
– Как тебе заблагорассудится, моя красавица!
– По-моему, общий тон надо сделать
переливчато-синим, – мечтательно проговорила Кей, – и множество
атласных подушек цвета слоновой кости.
– Чтобы ты кувыркалась в них, как обезьянка, – пошутил
Невиль.
– Ты сам вполне можешь последовать моему
примеру, – сказала Кей.
Невиль распечатал очередное письмо.
– Да, кстати, – сказала Кей, – Шерти
приглашает нас отправиться в Норвегию на его яхте в конце июня. Какая жалость,
что мы не можем. – Она незаметно посмотрела в сторону Невиля и с тоскливым
вздохом добавила: – Как я люблю морские путешествия.
По лицу Невиля пробежало легкое облачко какой-то задумчивой
нерешительности.
– Неужели мы обязательно должны ехать к этой старой
зануде Камилле? – мятежно спросила Кей.
Невиль нахмурился:
– Конечно, должны. Послушай, Кей, мне казалось, мы
давно покончили с этим вопросом. Сэр Метью был моим опекуном. Они с Камиллой
вырастили меня. Если и существует на земле место, которое я мог бы назвать
своим родным домом, так это именно Галлс-Пойнт.
– Ну ладно, ладно, – сказала Кей. – Раз уж
это наш долг, то ничего не поделаешь. В конце концов, ведь мы получим все ее
деньги, когда она умрет, и я понимаю, что нам стоит немного подлизаться к ней.
– Что значит – подлизаться?.. – сердито сказал
Невиль. – Дело вовсе не в этом. Кстати, она не распоряжается нашими
будущими деньгами. Ей назначено пожизненное годовое содержание, но впоследствии
по завещанию сэра Метью все его состояние перейдет ко мне и моей жене. Так что,
моя милая, все дело в привязанности. Как ты не можешь понять этого?
Она немного помедлила с ответом и потом сказала:
– Конечно же, я все понимаю. Я просто притворяюсь,
потому что… ну, в общем, я знаю, что я в данном случае – нежеланный гость, меня
там только терпят. Они ненавидят меня! Да, да, именно так! Леди Трессильян
воротит свой аристократический нос и смотрит на меня с презрением, а Мери Олдин
вообще, разговаривая со мной, глядит куда-то в сторону. К тебе-то они прекрасно
относятся. Вот ты и не замечаешь, что происходит.
– Мне казалось, они всегда были очень вежливы с тобой.
Дорогая, ты же отлично знаешь, что, если бы они вели себя иначе, я не стал бы
настаивать на нашей поездке.
Кей бросила на него странный взгляд из-под своих полуопущенных
темных ресниц.
– О да, они достаточно вежливы. Но у них есть множество
других способов для того, чтобы вывести меня из себя. Они считают меня
захватчицей, посягнувшей на чужие владения.
– Что ж, – сказал Невиль, – в конце концов,
вероятно, у них есть для этого некоторые основания. Разве нет?
Его голос слегка изменился. Он вышел из-за стола и стоял
спиной к Кей, окидывая взглядом открывавшийся из окон вид.
– О да, я полагаю, это вполне объяснимо. Они любили
Одри, не правда ли? – Ее голос немного дрожал. – Милая,
благовоспитанная, хладнокровная и бесцветная Одри! Камилла не может простить
мне того, что я заняла ее место.
– Не забывай о возрасте Камиллы, – не
оборачиваясь, сказал Невиль, его голос был глухим и безжизненным. – Ведь
ей уже за семьдесят. Ее поколение, как ты знаешь, не слишком одобряет разводы.
Мне кажется, что в целом она смирилась с нашей женитьбой и принимает нас очень
радушно, учитывая то, как она была привязана к… к Одри.
Его голос едва уловимо изменился, когда он произносил имя
своей бывшей жены.
– Они считают, что ты плохо обошелся с ней.
– Да, вероятно, – тихо сказал Невиль, но жена
услышала его.
– Ах, дорогой, не будь таким глупым. Она подняла весь
этот ужасный шум, просто чтобы привлечь к себе внимание.
– Одри не поднимала никакого шума. Она не устраивала
никаких сцен ревности.
– Не притворяйся, ты же понимаешь, что я имею в виду.
Она уехала от тебя в жутком расстройстве и повсюду изображала несчастную
страдалицу с разбитым сердцем. Вот что я называю шумом! Есть люди, которые
умеют проигрывать достойно, но Одри, по-моему, не из их числа. Мне вообще
кажется, что если женщина не может удержать собственного мужа, то ей следует
отпустить его с миром и с достоинством удалиться со сцены. У вас с ней не было
ничего общего. Она никогда не увлекалась спортом, была такой малокровной,
выцветшей, как… как кухонное полотенце. Безжизненное, анемичное создание. В ней
нет даже духа соперничества! Если бы она действительно любила тебя, то ей
следовало в первую очередь подумать о твоем счастье и порадоваться, что тебе
посчастливилось найти в этой жизни более подходящую пару.
Невиль повернулся к жене. Легкая сардоническая улыбка играла
на его губах.
– Ах ты, моя маленькая спортсменка! Похоже, ты
считаешь, что любовь и супружество – это всего лишь игра!
Кей рассмеялась и покраснела:
– Ну, возможно, я немного увлеклась и сгустила краски.
Но, во всяком случае, что было, то прошло, и надо принимать жизнь такой, как
она есть!
– Одри так и поступила, – спокойно сказал
Невиль. – Она дала мне развод, чтобы я мог жениться на тебе.
– Да, я знаю… – с задумчивой нерешительностью
согласилась Кей.
Невиль сказал:
– Ты никогда не понимала Одри.
– Пожалуй, ты прав. Я даже побаиваюсь ее. Порой один ее
взгляд приводит меня в содрогание. Я совершенно не понимаю ее. Никогда не
знаешь, о чем она думает… В ней есть… нечто пугающее.
– Брось городить чепуху, Кей!
– Нет, правда, она пугает меня. Может, потому, что она
слишком умна.
– Ах ты, моя очаровательная глупышка.
Кей рассмеялась:
– Почему ты всегда называешь меня так?
– А что, разве я не прав?
Они улыбнулись друг другу. Подойдя к жене, Невиль склонился
и поцеловал ее тонкую шейку.
– Очаровательная, милая Кей, – пробормотал он.
– Очень добрая и хорошая Кей, – сказала
она. – Отказывается от чудесного путешествия на яхте ради поездки к
чопорным викторианским родственникам своего мужа, которые будут ее всячески
унижать.