— Да, я говорила это самому Пастырю, доктору Андерсену,
Эми иронически улыбнулась. — Я излилась в благодарностях перед ним за то,
что он преобразил мою душу и вернул меня в Храм истинной веры. Кажется, я была
очень естественной; к тому же и он — прекрасный актер. Слушая его, невозможно
усомниться в том, что деньги для него ничего не значат. Он говорит примерно
так: «Жертвуйте от сердца своего, а если вам нечего дать — не переживайте. Вы
принадлежите пастве, а Пастырь рядом с вами». Я сказала ему, что я хорошо
обеспечена, а в скором будущем у меня будет еще больше денег — мол, я получила
большое наследство, хотя оно еще юридически не оформлено, но я уже сейчас хочу
составить завещание, чтобы после моей смерти все деньги перешли секте,
поскольку родственников у меня нет.
— Он принял ваш дар с артистическим благородством?
— Что-то вроде этого. Он был невозмутим. Уверял, что
мне суждена долгая жизнь, в течение которой я смогу наслаждаться духовными
радостями на Зеленых Холмах в его храме. О, он умеет говорить очень
проникновенно!
— Еще бы, — кивнул Пуаро. — Ну, а что вы
сказали ему насчет своего здоровья?
— Да, я упомянула, что болела туберкулезом, долго
лечилась и сейчас чувствую себя неплохо.
— Превосходно, мадемуазель!
— А почему нужно было говорить о туберкулезе? Я же
никогда не болела им.
— Так нужно для дела, — туманно ответил
детектив. — А о подруге не забыли сказать?
— Не забыла. По большому секрету я ему намекнула, что,
помимо наследства после смерти мужа, Эмелин ждет в несколько раз большее
состояние ее тетушки.
— Замечательно. Этим мы выведем миссис Клэг из-под
удара. А тем временем…
— Господин Пуаро, вы считаете, что Эмелин и вправду
что-то грозит?
— Вот это я должен узнать. Да, вот еще: не приходилось
ли вам видеть в Зеленых Холмах субъекта по имени Коул?
— Да, господин Пуаро, в последний раз я действительно
встретила там какого-то Коула. Очень странный тип! Ходит в зеленых шортах и ест
только сырую капусту.
— Следовательно, все идет, как надо. Остается подождать
осеннего праздника паствы.
5
— Постойте, мисс Кэрнаби, прошу вас! — Коул догнал
Эми и схватил ее за руку. Глаза его фосфорически заблестели Сегодня мне была
удивительное видение.
Эми перевела дыхание. Она сильно опасалась Коула, не зная,
что о нем думать. Частенько его можно было принять за сумасшедшего.
— Это произошло, когда я решил погрузиться в созерцание
полноты жизни. В этот самый момент я вдруг увидел…
Эми подумала, что еще одного рассказа о любовник похождениях
древних шумерских богов она не вынесет. Но на этот раз сюжет был иным.
— Я лицезрел самого пророка Илию! — Коул
приблизился к мисс Кэрнаби, расширив глаза. — Он спускался с небес в
огненной колеснице!
Эми перевела дыхание. С пророком Илией — это уже полегче.
— Он спускался с небес, а внизу темнели жертвенники,
много жертвенников, — вдохновенно продолжал Коул, — и тут мне был
голос: «Запоминай все, что видишь, и расскажи об этом людям».
Задумавшись, Коул умолк.
— А что же было дальше?
— Дальше? У жертвенных алтарей я увидел множество
девушек, обреченных на заклание. Это были обнаженные девственницы, беспомощные
и беззащитные.
Коул облизнул пересохшие от напряжения губы. Мисс Кэрнаби
почувствовала, что щеки ее краснеют.
— Ну, а потом в небе появились вороны Одина. Они
встретились с воронами пророка Илии и долго летали, описывая круги. А затем враз
набросились на девушек и стали выклевывать им глаза. Тут раздались крики, вопли
и стоны, а голос все повторял: «Примите жертвоприношение! Сегодня Иегова и Один
побратались кровью». После этого жрецы вынули жертвенные ножи и…
Мимо проходил Липскомб, охранявший порядок в храме на
Зеленых Холмах, ревностный фанатик секты, и мисс Кэрнаби с облегчением
бросилась к нему от Коула, на губах которого показалась садистская улыбка.
— Простите, вы не видели здесь мою брошь? Я ее где-то
обронила…
Липскомб был груб и невоспитан, женщин он ненавидел всей
душой. Он сквозь зубы пробормотал, что ему нет дела до чьих-то брошек и ничего
искать он не собирается. Но мисс Кэрнаби не отставала от него, пока Коул не
остался далеко позади.
В эту минуту из Священной обители появился сам Пастырь.
Он шел, ласково улыбаясь, и Эми, набравшись смелости,
спросила его, не считает ли он поведение Коула странным.
Великий Пастырь успокаивающе положил руку на плечо мисс
Кэрнаби и произнес:
— В вашем сердце страх — изгоните его! Полюбите ближнего
своего, и страх исчезнет.
— Но мне кажется порой, что Коул просто сумасшедший. Он
рассказывает про такие странные видения…
— Разумеется, его видения странны и несовершенны,
кивнул Великий Пастырь, — но кто из нас может похвалиться полным
совершенством? Наступит время, когда Коулу явится совершенство духа, как и
любому из нас. Нужно только терпеливо ждать обетованного часа.
Эми смутилась и, покраснев, спросила:
— А Липскомб? Почему он так грубо относится к женщинам?
Ласковая, все понимающая улыбка снова озарила лице Великого
Пастыря.
— Липскомб — это верный сторожевой пес, — сказал
он. Пусть он невежествен и груб, но зато предан, как и полагается псу.
И Великий Пастырь величественно двинулся прочь. Мисс Кэрнаби
увидела, что он подозвал к себе Коула, отечески положил ему на плечо руку,
что-то сказал. Что ж, будем надеяться, подумала Эми, что Великий Пастырь хоть
как-то повлияет на Коула, на темы его странных видений.
До осеннего праздника паствы оставалась всего неделя.
Вечером, за день до праздника, Эркюль Пуаро ждал мисс
Кэрнаби в небольшой чайной в соседнем с Зелеными Холмами городишке.
Поздоровавшись, Пуаро спросил:
— Сколько человек будет на празднике?
— Думаю, человек сто двадцать, — ответила мисс
Кэрнаби.
— Есть и новые, их будут принимать в паству.
— Превосходно. Вы, конечно, знаете, что вам делать.
Эми Кэрнаби промолчала. Пуаро ждал ответа. Наконец она
произнесла, вставая из-за столика:
— Я ничего не буду делать, господин Пуаро.
Детектив удивленно уставился на нее.