Виноваты звезды - читать онлайн книгу. Автор: Джон Майкл Грин cтр.№ 22

— Возможно, — признал он. — Но до этого мой широкий романтический жест обязательно был бы вознагражден хорошим сексом.

Я так смеялась, что почувствовала место, где в боку стоял дренаж.

— Ты смеешься, потому что это правда, — заметил он.

Я снова засмеялась.

— Это правда или нет?

— Пожалуй, нет, — ответила я и добавила через секунду: — Хотя кто его знает.

Он застонал в отчаянии:

— Помереть мне девственником!

— Ты девственник? — удивилась я.

— Хейзел Грейс. У тебя ручка и бумага под рукой? — Я сказала, что да. — Ладно, тогда нарисуй кружок. — Я нарисовала. — Теперь нарисуй маленький кружок внутри первого! — Я так и сделала. — Большой кружок — это девственники. Маленький — это семнадцатилетние девственники без одной ноги.

Я снова засмеялась и сказала, что общение, ограничивающееся почти исключительно детской больницей, тоже не способствует неразборчивости в связях. Мы поговорили о блестящем замечании Питера ван Хутена о том, что время — худшая из шлюх, и хотя я лежала в кровати, а Гас сидел в своем подвале, мне снова показалось, будто мы в несуществующем третьем пространстве, которое я с удовольствием посетила бы с ним.

Когда я нажала отбой, в комнату вошли мама с папой, и хотя для троих кровать была узковата, они легли по обе стороны от меня, и мы втроем смотрели «Новую американскую топ-модель». Девушку, которая мне не нравилась, Селену, наконец отсеяли, отчего я неожиданно повеселела. Затем мама подключила меня к ИВЛ и подоткнула одеяло, а папа поцеловал в лоб, уколов щетиной, и я закрыла глаза.

Дыша за меня, ИВЛ со мной не советовался, что очень раздражало, но зато он издавал очень прикольные звуки, урча с каждым вздохом и жужжа на выдохе. Я представила, что это храпит дракон, будто у меня появился домашний дракон, который свернулся рядышком и из вежливости старается дышать одновременно со мною. С этой мыслью я заснула.

Утром я встала поздно. Я посмотрела телевизор, лежа в постели, проверила почту и начала писать и-мейл Питеру ван Хутену о том, что не могу приехать в Амстердам, но клянусь жизнью матери, что никогда ни с кем не поделюсь содержанием сиквела, у меня даже нет такого желания, потому что я большая эгоистка, и пусть он только скажет, мошенник Тюльпановый Голландец или нет, выйдет ли за него мама Анны, и что станется с хомяком Сисифусом.

Однако письмо я не отослала. Оно получилось слишком жалким даже для меня.

Часа в три, когда Огастус, по моим подсчетам, вернулся из школы, я вышла на задний дворик и набрала его номер. Пока шли гудки, я села на газон — переросшую траву вперемежку с одуванчиками. Качели по-прежнему стояли рядом; маленькая канавка, которую я выбила ногами, отталкиваясь от земли, чтобы раскачаться повыше, заросла сорняками. Помню, папа принес домой сборные качели из «Игрушки — это мы», собрал во дворе на пару с соседом и настоял, что протестирует их первым, отчего чертовы качели чуть не сломались.

Небо было серое, низкое, собирался дождь, но пока не упало ни капли. Я нажала отбой, когда включился автоответчик Огастуса, и положила телефон рядом с собой, в грязь, глядя на качели и думая, что променяла бы все дни болезни, которые мне остались, на несколько здоровых. Я говорила себе, что могло быть и хуже, мир не фабрика по исполнению желаний, я живу с раком, а не умираю от него и не имею права сдаваться без боя, потом я начала едва слышно повторять: «Глупо-глупо-глупо-глупо-глупо…», и так долго-долго, пока слово не потеряло смысл. Я еще повторяла, когда перезвонил Огастус.

— Привет, — сказала я.

— Хейзел Грейс, — произнес он.

— Привет, — снова сказала я.

— Ты что, плачешь, Хейзел Грейс?

— Ну, вроде того.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я хочу поехать в Амстердам, чтобы ван Хутен сказал, что случится после финала книги, и мне не нужна такая вот жизнь, а тут еще небо давит, и старые качели стоят над душой, отец сделал, когда я была маленькой…

— Я должен немедленно увидеть эти слезы на старых качелях, — произнес он. — Приеду через двадцать минут.

Я осталась в патио, потому что мама всегда становится крайне озабоченной и принимается душить своим вниманием, когда я пла́чу потому что пла́чу я редко. Я знала, что она привяжется и станет убеждать: я не должна учить врачей, как меня лечить. От этого разговора меня затошнит.

Не то чтобы у меня были четкие воспоминания о здоровом отце, раскачивавшем здоровую малышку, повторявшую: «Выше, выше!» — или о другом метафорически резонирующем моменте. Качели стояли заброшенными — два маленьких сиденья, формой напоминавшие улыбку с детского рисунка, печально застыв, свешивались с посеревшей деревянной балки.

Позади меня открылась раздвижная стеклянная дверь. Я обернулась. На пороге стоял Огастус в штанах цвета хаки и летней клетчатой рубашке. Я вытерла лицо рукавом и улыбнулась.

— Привет, — сказала я.

У него ушла секунда на то, чтобы присесть на траву рядом со мной, и он не удержался от гримасы, довольно неуклюже приземлившись на задницу.

— Привет, — откликнулся он наконец. Я взглянула на него. Гас смотрел мимо, куда-то во двор. — Теперь мне понятна причина твоей хандры. — Он обнял меня рукой за плечи. — Старые унылые дурацкие качели.

Я боднула его головой в плечо.

— Спасибо, что приехал.

— Ты понимаешь, что, отдаляясь от меня, ты не уменьшишь моей любви к тебе? — спросил он.

— Наверное, — ответила я.

— Попытки спасти меня от тебя обречены на провал, — предупредил он.

— Почему? Почему ты вообще обратил на меня внимание? Недостаточно натерпелся? — уточнила я, имея в виду Каролин Мэтерс.

Гас не ответил, продолжая держаться за меня, — я чувствовала его сильные пальцы на левой руке.

— Надо что-то сделать с этими чертовыми качелями, — заявил он. — Я тебе говорю: они девяносто процентов проблемы.

Когда я успокоилась, мы пошли в дом и вместе сели на диван, поставив ноутбук наполовину на колено (протеза) Гаса, а наполовину — на мое.

— Горячо, — сказала я о нагревшемся ноуте.

— Уже? — улыбнулся Гас. Он открыл сайт распродаж под названием «Бесплатно или за грош», и мы начали составлять объявление.

— Название? — спросил он.

— Качели ищут дом, — предложила я.

— Бесконечно одинокие качели ищут любящий дом, — уточнил он.

— Одинокие качели с легкими педофилическими наклонностями ищут детские попки, — решила пошутить я.

Он засмеялся:

— Вот поэтому…

— Что?

— Вот поэтому ты мне и нравишься. Ты хоть понимаешь, как редко можно встретить красивую девушку, способную образовать прилагательное от «педофила»? Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.