— А твой король поверит мне? — спросила она.
— Как он может не поверить?
— Я похожа на графиню?
Она была оборванной, бедной и прекрасной.
— Ты говоришь как графиня, — сказал Томас, — а королевские секретари могут расспросить графа Нортгемптонского.
Он не знал, правда ли это, но хотел подбодрить Жанетту. Она сидела, повесив голову.
— Знаешь, что сказал мне герцог? Что моя мать была еврейкой!
Она взглянула на него, ожидая, что он разделит ее возмущение.
Томас нахмурился.
— Я никогда не встречал евреев.
Жанетта чуть не взорвалась.
— А думаешь, я встречала? Тебе нужно увидеть дьявола, чтобы понять, что он злой? И свинью, чтобы узнать, что от нее воняет? Я не знаю, что делать! — заплакала она.
— Мы пойдем к королю, — сказал Томас.
На следующее утро он отправился на север, и Жанетта, несколько мгновений поколебавшись, пошла за ним. Она попыталась отчистить платье, но оно было таким грязным, что ей лишь удалось стряхнуть с бархата сучки и сухие листья. И еще она заплела волосы и заколола их щепками.
— А что за человек король? — спросила она Томаса.
— Говорят, хороший малый.
— Кто говорит?
— Все. Он честный человек.
— И все-таки он англичанин, — тихо сказала Жанетта.
Томас сделал вид, что не слышал.
— Он добрый?
— Никто не говорил о его жестокости, — сказал Томас и поднял руку, призывая Жанетту к тишине.
Он увидел всадника в кольчуге.
Томасу всегда казалось странным, что монахи и писцы, описывая в книгах войну, изображают ее, как праздник. Их беличьи кисти рисовали воинов в ярких плащах и коней в блестящих узорчатых попонах. Но по большей части война была серой, пока стрела, попав в цель, не добавит красного. Серым был цвет кольчуги, и Томас увидел среди зеленой листвы что-то серое. Он не знал, француз это или англичанин, но боялся и тех и других. Французы были его врагами, но врагами были и англичане, пока не убедятся, что он тоже англичанин и что он не сбежал из их войска.
Из-за деревьев выехали другие всадники, с луками. Значит, это были англичане. Но Томас все колебался, не зная, как убедить своих, что он не дезертир. Позади всадников за деревьями, по-видимому, находился подожженный дом, поскольку над летней листвой начал подниматься и сгущаться дым. Всадники смотрели в сторону Томаса и Жанетты, но их скрывали заросли можжевельника, и через некоторое время, убедившись, что никакой враг им не угрожает, англичане повернулись и поскакали на восток.
Томас подождал, пока они не скрылись из виду, после чего провел Жанетту через открытый участок в чащу, а оттуда к горящему дому. На ярком солнце пламя казалось бледным. В пределах видимости никого не было, только возле утиного садка среди перьев лежала собака. Она скулила. У нее было проткнуто брюхо. Томас наклонился над животным, погладил по голове и почесал за ушами, а умирающий пес лизнул ему руку и попытался завилять хвостом. Томас вонзил нож прямо ему в сердце, так что пес умер мгновенно.
— Он бы не выжил, — обратился Томас к Жанетте.
Она ничего не сказала, а только смотрела на горящую солому и стропила. Томас вытащил нож и потрепал мертвого пса по голове.
— Отправляйся к святому Гинфорту, — сказал он, вытирая клинок, и признался Жанетте: — В детстве я всегда хотел иметь собаку, но мой отец их терпеть не мог.
— Почему?
— Он был странный.
Томас вложил клинок в ножны и встал. Дорога со следами копыт вела от фермы к ферме на север, и они пошли вдоль нее, осторожно пробираясь между васильков, поповника и кизила. Это была страна маленьких полей, высоких берегов, небольших рощиц и неровных холмов. Страна засад. Но они не видели никого, пока с вершины пологого холма не заметили приземистую каменную деревенскую церковь, а за ней — солдат. Сотни солдат встали лагерем в поле за домами, а другие расположились в самой деревне. Близ церкви виднелись большие шатры. У входа благородные рыцари поставили свои знамена.
Томас все колебался, не желая заканчивать эти счастливые дни с Жанеттой, но понимал, что выбора нет, и потому с луком на плече повел ее в деревню. Солдаты увидели их, и навстречу вышла дюжина лучников во главе со здоровенным командиром в кольчуге.
Первым его вопросом было:
— Из какого вы ада?
Его стрелки по-волчьи оскалились при виде потрепанного платья Жанетты.
— То ли ты хренов монах, укравший лук, то ли хренов лучник, стянувший у монаха рясу.
— Я англичанин, — сказал Томас.
На верзилу это как будто не произвело никакого впечатления.
— У кого на службе?
— Я служил Уиллу Скиту в Бретани.
— В Бретани!
Начальник стрелков нахмурился, не зная, верить ли Томасу.
— Скажи ему, что я — графиня, — по-французски проговорила Жанетта.
— Что она говорит?
— Ничего, — сказал Томас.
— И что вы тут делаете? — спросил верзила.
— Я отбился от своего отряда в Бретани, — нерешительно сказал Томас. Ему не стоило говорить, что он скрывается от правосудия, но он не подготовил другой легенды. — Я просто ушел.
Это было слабое объяснение, и здоровенный лучник отнесся к нему с должным презрением.
— Это означает, парень, что ты хренов дезертир.
— Будь так, я бы вряд ли пришел сюда, верно? — вызывающе спросил Томас.
— Ты бы вряд ли пришел сюда из Бретани, если бы не заблудился! — заметил командир стрелков и плюнул. — Тебя надо отправить к Скорсби, пусть разберется, кто ты такой.
— Скорсби? — переспросил Томас.
— Слышал о нем? — недружелюбно спросил верзила.
Томас слышал об Уолтере Скорсби, который, как и Скит, возглавлял собственный отряд лучников и латников. Скорсби не пользовался хорошей репутацией. Говорили про его угрюмый нрав, но, очевидно, именно ему предстояло решить судьбу Томаса, поскольку лучники окружили их и повели в деревню.
— Это твоя женщина? — спросил Томаса один из солдат.
— Это графиня Арморика, — ответил тот.
— А я долбаный граф Лондонский, — расхохотался лучник.
Испуганная угрюмыми лицами Жанетта вцепилась в руку Томаса. Ему было тоже не по себе. Когда в Бретани дела шли из рук вон плохо, когда эллекин ворчал и было холодно, сыро и противно, Скит любил приговаривать: «Радуйтесь, что не попали к Скорсби». А теперь Томас, похоже, попал.
— Дезертиров мы вешаем, — с удовольствием сообщил верзила-начальник.
Томас заметил, что лучники, как и остальные войска, которые он видел в деревне, носят на камзолах красный крест святого Георгия. Огромная толпа солдат собралась на пастбище между деревенской церквушкой и цистерцианским аббатством или монастырем, каким-то чудом избежавшим разрушения. Монахи в белых рясах прислуживали священнику, служившему мессу солдатам.