– Будем считать, что звонок. На городской или мобильный
телефон, без разницы. И очень хорошо знакомый голос, голос мистера Икс,
попросил вас об одном одолжении. Что это за одолжение, мы теперь знаем – тайно
приютить группу хлопчиков на пустующей вэчэ…
– Но почему он согласился, вот в чем вопрос, –
сказал Стробач Мазуру. – Зачем ему лишняя головная боль?
– Я вижу всего лишь одно внятное объяснение, –
ответил Мазур. – Этот мистер Икс держит нашего пана Стороженко за горло.
Не так ли, ваше благородие? Иначе вряд ли вы стали бы связываться со столь
гнилым дельцем. Ведь вы с вашим чиновничьим нюхом не могли не почувствовать,
что от этой просьбы старого приятеля за версту шибает гнильцой. Правда, вы,
должно быть, полагали, что это дела сугубо политические, что-то вроде
подготовки штурмовых отрядов для будущего переворота. И вероятно, считали, что
ваш риск как бы оправдан будущими политическими дивидендами, ведь в случае удачи
вам обеспечен стремительный взлет наверх… Так держит вас мистер Икс за горло
или нет, вы так и не сказали?
– Мистер Икс далеко, а вот я держу за горло прямо
сейчас, – Стробач нагнулся и в самом деле вцепился крепкими пальцами в
глотку Стороженко. – Все, надоело, паскуда, играть с тобой в жентлеменов.
Будешь колоться, или начать тебя прессовать?
Мэр хрипел и елозил, безуспешно пытаясь слабыми ручонками
отодрать пальцы полковника от горла.
– Ну как же можно быть таким несдержанным,
полковник! – с деланной укоризной проговорил Мазур, не двигаясь, однако, с
места. – Может быть, господин Стороженко уже готов чистосердечно во всем
покаяться.
– А чего нас с ним цацкаться. Он, должно быть, что-то
гнусное сотворил, раз этот хренов Икс вертит им как хочет.
С этими словами Стробач отпустил мэра. Стороженко принялся
растирать горло ладонью, его лицо пошло красными и белыми пятнами.
Мазур встал, обошел курилку по кругу, сел рядом с мэром.
Заговорил тихо и задушевно:
– У меня к вам деловое предложение, Петр Викторович. Мы
не станем применять к вам никаких радикальных мер. Мы не станем копаться в
вашем прошлом, доискиваясь, что же вы там такого нехорошего сотворили. Мы даже,
возможно, в дальнейшем и вовсе забудем о вашем существовании. В обмен от вас
потребуется всего лишь искренность в ответах на наши вопросы…
Понятно, что разводка «хороший и плохой следователь»
известна даже детям в школе, но ведь работает же, что характерно, столько лет –
и успешно работает…
– Что вы хотите услышать? – прохрипел Стороженко.
Мазур видел: мэр уже сломался, как будто что-то невидимое
хрустнуло у него внутри, словно ветка, на которую наступили сапогом. Теперь
начнет колоться, и при желании можно вытрясти из него информацию про все его
грешки, была бы нужда. В общем, Мазур и не сомневался, что перед ним не стойкий
партизан Бонивур.
– Ну, с детства вашего голопузого, разумеется, начинать
не надо. Даже про то, сколько вы увели у нашего государства, уже находясь на
ответственном и высоком посту, можете смолчать. Меня это тоже не интересует.
Мазур посмотрел мэру в глаза:
– Кто такой мистер Икс? Кто тебе позвонил год назад?
Или может быть, не звонил, а сам приезжал?
– Звонил.
– Кто?
– Пасленок Павел Андреевич.
Полковник госбезопасности должен был знать, о ком идет речь,
но Мазуру это имя ничего не говорило. На выручку пришел Стробач:
– Ты хочешь сказать, тварь, что тебя попросил приютить
здесь отпетых террорюг не кто-нибудь, а заместитель министра?..
– Да, – еле слышно выдавил из себя
Стороженко. – Но я не знал, что это террористы. – И взвизгнул: –
Откуда я мог это знать?!
– Ну конечно, не мог! – Стробач снова хлопнул мэра
по плечу, на этот раз несильно. – Ты, конечно, был уверен, что тут
уединилась от суетного мира секта каких-нибудь воинствующих архангелов. И ждала
прихода Мессии. Год ждала, не дождалась и съехала.
– Мне было все равно, кто они и зачем они сюда
едут, – Стороженко говорил совершенно мертвым голосом, тупо глядя перед
собой. – Пасленок меня попросил, отказать ему я не мог.
– Крепко держит? – спросил Мазур.
– Не то слово.
– Вот поэтому вы, Петр Викторович, и не дергались,
когда мы к вам пришли, – Мазур поднялся с лавки, – не кричали про
беспредел и произвол. Вы давно уже внутренне готовы, что за вами придут. Не по
одному делу, так по другому. Не мы, так другие. Кстати, я думаю, Пасленка и его
людей вы боитесь даже больше нас.
– Что теперь будет? – Мазур и Стробач стояли, а
Стороженко все еще сидел.
– Там будет видно, – сказал Стробач. – А пока
живи, как жил. Командуй городом и «Рассветом», девочек только смотри не обижай.
Пошли. В машине накрапаешь письменные показания.
Они прошли через небольшой плац, где в свое время проходили
утренние разводы и вечерние поверки, свернули за угол бывшей санчасти…
Можете говорить что угодно про мистику или чутье. А может,
глаз поймал характерный блик оптики на ближайшем холме, и сами собой сработали
рефлексы еще до того, как Мазур сумел что-то обдумать и осознать.
С воплем «на землю!» Мазур сшиб с ног мэра. И не
увидел, – разумеется, увидеть такое невозможно – почувствовал едва
уловимое колебание воздуха, какое вызывает пролетевшая поблизости пуля. Пуля
эта ушла в сторону моря.
Сграбастав мэра, Мазур швырнул его, как мешок с картошкой,
за угол санчасти. Прыгнул сам. Рядом упал Стробач – уже с пистолетом в руке.
Вторая пуля взметнула фонтан земли в том месте, где только
что лежал Стороженко. Третьего выстрела можно было не опасаться – Мазур
представлял, с какой стороны ведется стрельба, теперь их от стрелка прикрывал
угол дома.
Что же там у нас? Ну да, холм с каменной россыпью, помнится,
проезжали такой…
Мазур выхватил мобильный – связи не было. Ясен перец, вашу
мать, здесь нет приема. Эх, если в был! Джип с охраной долетел бы до того холма
в одно мгновение. А теперь стрелок уйдет. Уже, скорее всего, улепетывает во все
лопатки к оставленной на обочине машине…
– Все. Думаю, война окончена, можно и выходить, –
поднялся, отряхивая костюмчик, Стробач, который все понял и без
объяснений. – Только на всякий пожарный предлагаю обойти стороной, под
прикрытием этой хаты.
– Что вообще происходит? – бормотал Стороженко: он
все еще лежал на земле, предпринимая время от времени тщетные попытки встать на
ноги, но они его не слушались.