Опять помолчали.
– Однако в результате все сложилось как нельзя
лучше, – сказал Самарин.
– Лучше? Чем лучше-то?.. А вот ответь мне, друг мой
Лаврик: а ты не боишься, что в тысячный… да в какой там тысячный, в миллионный,
если не в миллиардный раз может повториться одна и та же история? Я отныне,
наверное, буду ее называть историей деда Зелимханова.
– Какого еще деда Зелимханова?
– Ты еще скажи, что Зелимханова не знаешь! А у него был
дед… И еще были курды, которых две разведки собирались использовать втемную во
имя своих интересов, внушая им, что те борются за Великое Курдское Государство.
А в результате деда Зелимханова зарезали, когда тот пил кофе и любовался
миниатюрами… Так вот скажи: ты не боишься, что нас могут так же сейчас
использовать втемную, зомбируя на то, что мы защищаем интересы государства,
боремся за Россию и спасаем ее? А на самом деле нашими руками какие-то люди
устраняют конкурентов, плетут комбинации, в общем, решают свои насквозь
корыстные, узкокорпоративные, отнюдь не интересами страны обусловленные
интересишки? А потом о нас, как водится, вытрут ноги…
Лаврик снял пенсне, помассировал переносицу.
– Кирилл, мы уже не мальчики, чтобы верить пламенным
речам вождей. Такова оборотная сторона медали: надо мной такие же люди, а не
боги. Конечно, они не живут исключительно интересами страны, как там у Филатова
– «Утром мажу бутерброд, сразу мысль: „Как там народ?“» Но их благополучие, так
уж получилось, сейчас совпадает с благополучием страны. Так раскинула карты
мать-история, что они сейчас вынуждены стараться на благо государства, чтобы
самим усидеть наверху. На благо, заметь, того государства, где жить моим детям,
да и твоим. Но…
Лаврик опять замолчал.
– Но и это еще не все, дорогой мой пенсионэр
местечкового значения, – снова заговорил он. – Есть и третья сторона
медали. Существует и фронт, и засевшие в окопах враги. И, уж извини за
патетику, есть твой участок фронта, то бишь участок повседневной работы… Просто
у тебя сейчас обыкновенный, можно сказать, – плановый срыв. Своего рода
корректировка и поднастройка. И у меня такое бывает, скажу тебе по секрету.
Сейчас это пройдет. А по-моему, так и уже проходит. И ты сам все поймешь…
– И что же я пойму? – кисло спросил Мазур.
– Ну-у… – протянул Самарин, и в его глазах вновь
заплясали чертенята. – Ну, например, что Кривицкий, как бы не желал
подмять под себя металлургические комбинаты, как бы не ненавидел твоего Малышевского, –
но все же в одиночку никогда в не смог замутить такую кашу с нападением на
«Русалку».
Настала пора Мазуру замолчать, переваривая.
В угаре последних дней он как-то совершенно упустил этот
факт.
– Но у него же был Говоров, – неуверенно возразил
он.
– Тандем, не спорю, сильный, – кивнул
Лаврик. – А ты думаешь, денег Кривицкого и возможностей Говорова хватило
бы, чтобы незаметно протащить на яхту твоего нового начальника ораву
вооруженных горцев?
– Как они туда попали, ты узнал? – быстро спросил
Мазур.
– Во! – засмеялся Лаврик. – Наконец-то вижу в
твоих пенсионерских глазенках прежний азартный огонек! Но я лучше спрошу вот
еще о чем: ты газеты вообще читаешь?
– Да знаешь, – зло ответил Мазур, – как
времени все не было – то одно, то другое…
– А зря, батенька, зря – увлекательнейшее дело, доложу
я вам! И для тебя, как начальника аналитического, блин, отдела, – это
непростительно. Напрасно я тебя похвалил… А особенно увлекательно изучать
статьи, посвященные внутренней политике тут, в незалежной. Интересное возникает
ощущение. Явственно попахивает назревающим политическим кризисом. Очередным.
Еще все в зародыше, до выплеска пока далеко, но, наверное, когда-то это
случится. Через годик, думаю, начнется… И подозреваю, что это будет нечто вроде
нашего девяносто третьего года. А в бескровном случае – повторится Оранжевая
революция, только значительно менее спокойная. Полный кризис власти,
противостояние Рады и президента со всеми сопутствующими политическими
удовольствиями, вплоть до новых и разноцветных майданов… И готов поспорить, что
кризис удивительным образом совпадет с торгами по металлургическим гигантам…
Мазур нахмурился, соображая, куда клонит Самарин.
– А вот теперь представим себе, что все
восточноукраинские концерны, подконтрольные Малышевскому, в случае его смерти в
едином экстазе отходят этому индусу, Митталу, к его Arcelor'y, как и планировал
Кривицкий, – продолжал давить Лаврик, – что тогда произойдет?
Окончательный разрыв с Россией, раскол Украины на две части? А к расколу ведь
все и идет, не так ли? И наши американские друзья с визгом и воплями поддержат
не только успех означенной сделки по концернам, но и раскол – поскольку ясно,
что Крым и юго-восток Украины никогда не лягут под НАТО, да еще и другие
регионы будут агитировать против вступления в блок…
Мазур кивнул. В пальцах у него появился знакомый зуд –
сволочь Самарин, как всегда, оказался прав: это был охотничий азарт.
– Значит, американцы?.. – тихо спросил он.
– Кто сказал хоть слово про американцев? –
возмутился Лаврик. – Нет, ты точно тупеешь, причем прямо на глазах! А что,
России раскол Украины выгоден меньше? Сколько можно, дескать, с хохлами спорить
и торговаться? А так – Крым и весь юго-восток возвращается к нам, а западэнцы
нехай дружат хоть с НАТО, хоть с кем, но уже без нашего газа…
– Ё-мое… – почти простонал Мазур. – Я уже ни
хрена не понимаю… Ты можешь объяснить все толком?!
– И ты еще забыл про тех, кто у тебя про Бригаду
выпытывал посредством хитрой химии, – окончательно добил друга Самарин.
– Слушай, – вдруг сказал Мазур, – а может, на
покой пора, а? На речку с удочкой? Как по легенде: пенсионер, скука, жена,
дети…
– Да кого ты можешь поймать на эту удочку, рыболов
фигов!.. Ладно, хватит косить под Гамлета. Давай-ка за работу. А то разнылся,
понимаешь, какого-то деда Зелимханова тут мне приплел…
Лаврик поднялся.
– Дед Зелимханов, понимаешь. Сам ты дед старый!
Красноярск, 2006—2007 гг.