Икона - читать онлайн книгу. Автор: Нил Олсон cтр.№ 88

Мэтью продиктовал свой номер; из-за волнения цифры в голове у него путались.

— Очень хорошо. Нет необходимости напоминать, и тем не менее я сделаю это: к своим поискам вы не должны подключать ни официальные власти, ни кого-либо другого. Уверен, что вы всё понимаете.

— Послушайте, мой дед не имеет к этой истории никакого отношения. Мы с крестным втянули его. Пожалуйста, обходитесь с ним помягче.

— У меня нет желания обходиться с ним пожестче. До завтра, господин Спиар.

Мэтью повесил трубку. Отец Иоаннес смотрел на него с сочувствием:

— Вы знаете, кто это был?

— Нет. Возможно, дель Каррос. Коллекционер из Южной Америки, который пытался захватить Ану Кесслер несколько дней назад. А может, кто-то другой.

— Вам следует немедленно позвонить в полицию.

— Но он ясно дал понять, что Андреасу не поздоровится, если я обращусь за помощью.

— Это может произойти в любом случае.

— Я знаю. Но мне надо что-то придумать. С кем-то посоветоваться.

Он попытался представить себе карту Северного Уэстчестера и маршрут, которым они с Робин ездили смотреть дом Фотиса. Тогда Змей очень неубедительно отрицал факт покупки дома, даже в тот день, в парке. Только позднее, в гостиничном номере в Салониках, Мэтью понял, для чего Фотису понадобилось отрицать это. Но в состоянии ли он снова найти этот дом без помощи Робин? Конечно, не в темноте. Он поедет туда рано утром.

— Разрешите мне помочь вам, — сказал священник.

Мэтью жестко посмотрел на него:

— Помочь тем, о чем вы сейчас рассказывали? Я обойдусь без такой помощи, отец.

— А кто вам еще поможет? Я говорил все это только для того, чтобы убедить вас в том, во что верю. Я не тащу вас никуда силой. Я хочу, чтобы мы действовали заодно.

Мэтью выдохнул. Видит Бог, ему нужны друзья. Ану нельзя втягивать в это дело. Ему бы хотелось взять на встречу с дель Карросом Бенни, но в разговоре с Фотисом он может, наоборот, помешать. Итак, оставался только этот полоумный священник. Вполне подходящая компания для такого дела.

Он проснулся из-за влажной духоты. В комнате было темно. Жалюзи на выходящем на запад окне были полуопущены, и он увидел оранжевые отблески солнечного света на рощице и белом оштукатуренном домике на противоположной стороне холма. В те несколько долгих мгновений, которые потребовались ему, чтобы прийти в себя, Фотис целиком отдался созерцанию этого теплого умиротворяющего рассвета: опушенные нежными листьями ветки деревьев, выхваченные из тени встающим солнцем; небо, меняющееся от глубокого цвета лаванды к голубому; настоящая или почудившаяся ему птичья трель. Рассвет был сейчас главным, изначальным — сам же он мог находиться в тысячах мест — или быть другим человеком.

Потом появилась боль. Начинаясь в нижней части спины, она расползалась вверх, к лопаткам, и пульсирующими волнами вниз, к бедрам. Чувство дискомфорта заставило его прийти в себя, собраться. Свет за окном из источника красоты превратился в источник информации: даже не глядя на часы, Фотис знал, что сейчас шесть сорок пять утра. Он вдавил кулаки в матрас и рывком сел. На этом его силы иссякли. Надо было отдохнуть. Нащупав под коленями подушку, он подложил ее под спину и оперся на нее, поддерживая себя в сидячем положении. Трубы снова загудели, сотрясая пол, и клапан радиатора, расположенного рядом с кроватью, начал шипеть. Странно, что все еще приходится топить — ведь зима уже кончилась, сейчас начало мая. Однако ночи здесь довольно холодные, поэтому он сам включил термостат вчера вечером. Его кости уже совершенно не выносили холода.

В такие минуты, когда он думал о горячем душе, о таблетках, которые примет после завтрака, о первом стаканчике после обеда, боль отступала. Но придет время, когда он уже не сможет усмирять боль такими простыми мерами, и он знал, что день тогда будет начинаться ужасом, а заканчиваться отчаянием. А может, этого и не случится. До сих пор болезнь прогрессировала очень медленно. Возможно, какие-нибудь драматические события произойдут еще до того, как он превратится в стенающее, прикованное к постели привидение. А может, его спасет Богородица. Он не мог ее видеть, но чувствовал ее присутствие в комнате. Да, он чувствовал ее. Его обволакивало то же согревающее, успокаивающее ощущение жизни, которое овладело им в тот момент, когда Томас появился у него в квартире со свертком в руках две недели назад. Точно такое же чувство охватило его душу и тело, — чувство, которое потрясло его, — шестьдесят лет назад, когда Андреас впервые показал ему икону. С тех пор он уже никогда не был прежним. С тех пор им двигали определенные потребности. Андреас сделал ему бесценный подарок, показав тогда икону в пустынной, освещенной свечами церкви. Хотя, если посмотреть на вещи с другой стороны, он изменил всю жизнь Фотиса, растревожил его душу; худшее заключалось в том, что самого Андреаса совершенно не тронул тот подарок, который он сделал Фотису. Икона была просто любопытной штуковиной, которую он показал своему другу. Для него самого она ничего не значила. Ведь он проявлял такую любовь по отношению к своим подчиненным, позже — к жене и детям, — и никакой любви к своему Богу. Андреас. Познакомься они сейчас, они ни за что не стали бы друзьями. Но это не имело значения. Их связывали узы, которые никто из них не мог разорвать.

Фотис снова проснулся. Он почувствовал, что у изножья кровати кто-то есть. Но нет, никого не было. Ни друзей, ни врагов. Он один, и ему приходится заставлять себя не думать о том, что может произойти со старым больным человеком, находящимся в доме в полном одиночестве. Даже одно то, что нужно встать с постели, уже таит в себе угрозу. Принять душ — еще большая опасность. Наверное, можно обойтись и без него. В доме тепло. Он оденется, поест — и тогда посмотрит, сколько у него осталось сил.

Это была долгая, утомительная процедура. Не осталось никого, кто бы мог ему помочь. Роула умерла еще до того, как он почувствовал необходимость в ее помощи. Ему тяжело было сейчас думать о них двоих — о годах любви, которые они могли бы прожить вместе. И о детях, которых она страстно желала, — но Бог распорядился по-другому. Молоденькое существо, сменившее ее, оказалось совершенно бесполезным — разве что красивая, так что с того? Она надеялась стать его женой, но он отверг ее. Поблагодарив судьбу за урок, он уже не повторял этой ошибки. Его племянница теперь принадлежала Алексу, который ненавидел его. Работавшие на него люди в большей степени зависели от него, но он потерял и их. Филипп управлял рестораном и держался от него на расстоянии, как, собственно, они и договорились между собой. Николас в больнице, вероломный Антон сбежал. Теперь вот и Таки погиб — единственный сын его сестры. Он прикрыл глаза, желая таким же образом закрыть душу, чтобы не впускать в нее печаль и чувство вины, овладевшие им.

Сейчас важно было не дать этой волне сожалений захлестнуть его целиком. Если не прекратить этого сразу, прошлое обрушится на него потоком, которому невозможно будет противостоять. И тогда все ушедшие закружатся вокруг него в безумном хороводе. Марко, задушенный в переулке, уставившийся на него вылезшими из орбит глазами с прозекторского стола; Роула, выкашливающая кровавые ошметки своих последних вздохов; молодой священник, весь в ожогах, окровавленный, скорчившийся отболи в темноте склепа. Все они в чем-то его обвиняли. И он, Фотис, старый, больной, испуганный как ребенок, проклятый — и все еще живой. Он прожил девяносто лет — и хочет прожить еще больше. Смешно. Противно. Его затрясло от омерзения к себе. Он выпустил из рук свитер, который пытался надеть, и снова сел в кровати.