Плач к Небесам - читать онлайн книгу. Автор: Энн Райс cтр.№ 168

Да, она посмотрела на него.

Она глядела на него из ночной мглы. Он презирал ее и в то же время знал, что в тот момент, когда улыбнулся ей восхищенной улыбкой, глаза его зажглись похотливым блеском. Всегда одна и та же дерзость, то же кокетство, та же игра в кошки-мышки, в то время как внутри его грызет скорбь. "Ты думаешь, я хочу тебя, ты думаешь, я желаю тебя! Да я хочу выпить тебя, как вино, а потом выбросить на обочину, прежде чем ты успеешь понять, что произошло. Но она! То была любовь, неподвластная времени.

И это я погубил ее! «Тонио!» — и больше ни одного слова до самой смерти".

Он пил бренди слишком жадно: оно текло по его подбородку, проливалось на одежду.

Кто-то поздоровался с ним, поклонился ему и торопливо удалился, увидев, в каком он состоянии. Но они простят! Все прощали его. Ведь понятно: жена умерла, дети плачут по ней, и он тоже плачет по ней. А где-то в пятистах милях к югу то бесчестье, тот старый скандал. «Ах, сенатор Карло Трески! — должно быть, говорят они себе. — Что ему пришлось перенести!»

Еще кто-то. Федерико тронул его за локоть. А он не отрывал глаз от женщины в черном. Она определенно пыталась соблазнить его.

— Я же сказал, оставь меня одного.

— ...Пришел, и никого на нем не было, синьор.

— На нем? Я не расслышал тебя.

— На пакетботе [46] , синьор. Там не было...

Шлюха была изящной, похожей на кошку; в ней чувствовалось что-то явно элегантное — в колыхании ее платья или в том, как она шла против ветра. Он хотел ее, он хотел ее! А когда с этим будет покончено, он встанет на колени и признается: «Я убил его. У меня не было выбора, я не...» Он повернулся кругом и посмотрел на Федерико более внимательно.

— Что ты сказал?

— На пакетботе никого не было, синьор. И никакого послания тоже. — И, понизив голос почти до шепота, прибавил: — Никакого послания из Рима.

— Не было, так будет.

Карло распрямил плечи. Итак, ожидание продолжается, а с ним и ощущение вины. Нет, не вины, а просто неловкости, напряжения, ощущения невозможности дышать.

Теперь он почти с ужасом ожидал этого послания. После той первой вспышки гнева, когда он спросил, может ли быть уверен в их преданности, они сказали ему: «Мы привезем доказательство». — «Неужели? И что же это будет? — спросил он тогда. — Окровавленная голова в мешке?»

Он тогда засмеялся, и даже они, эти убийцы, оцепенели от ужаса, хотя и попытались скрыть это за непроницаемостью своих лиц, словно вырезанных из дерева, грубо, без всякой шлифовки. «Не нужно привозить мне доказательство. Нужно только сделать это. А новость быстро доберется до меня».

Певец Тонио Трески! Именно так его называют, даже при нем, при Карло, даже обращаясь к нему, его брату, осмеливаются говорить: «Певец Тонио Трески»!

Много лет назад те тоже обещали ему принести доказательство, но он отверг это. А когда они все же развернули перед ним кровавую тряпку и он увидел месиво из внутренностей и крови, то отскочил за стул, чтобы не видеть, и заорал: «Уберите это от меня, уберите!»

— Ваше превосходительство... — Федерико обращался к нему.

— Я не пойду домой.

— Ваше превосходительство, раз послания все еще нет, значит, остается вероятность того, что...

— Какая еще вероятность!

— Вероятность того, что им не удалось этого сделать.

В голосе Федерико слышалось легкое раздражение, какое-то беспокойство. Он стрелял глазами по всей площади, но лишь слепо скользнул взглядом по неожиданно появившейся женщине в черном. «Так ты не видишь ее? Зато я вижу!» — улыбнулся Карло.

— Не удалось? — усмехнулся он. — Ради Бога, он же всего-навсего треклятый евнух! Они могли бы придушить его голыми руками!

Он поднял бутылку и почти дружеским жестом отодвинул Федерико, чтобы тот не загораживал женщину. Да, она снова была здесь. «Отлично, красавица, иди же ко мне!» — сказал он про себя и быстро стал глотать бренди.

Обжигающий напиток прочистил ему рот, прояснил глаза. Дождь падал беззвучно, невесомо, похожий на серебристое кружево.

И тепло в груди было просто роскошным; Карло не отнимал бутылки от рта.

В свои последние дни Марианна металась по комнате, выдергивая ящики из шкафов и комодов: «Отдай ее! Ты не имеешь права забирать ее у меня! Я ее здесь положила! Ты меня здесь не удержишь!»

А потом последовало предупреждение старого врача: «Она себя убьет». А в конце — крики Нины, бегущей по коридору: «Она не говорит, она не шевелится!» — и плач, плач...

За четыре часа до смерти она это знала. Она открыла глаза и сказала: «Карло, я умираю».

«Я не дам тебе умереть! Марианна!» — звал он ее. А потом она на миг очнулась, села на постели, распахнула глаза. «Тонио!» — и больше не произнесла ни слова.

Тонио, Тонио, вечно один только Тонио.

— Синьор, пора домой... Если это не удалось сделать так, как это должно было быть сделано, есть опасность, что...

— Что? Им нужно было просто свернуть шею каплуну! Если они еще этого не сделали, значит, сделают. Не желаю больше говорить об этом. Ступай!

«Певец Тонио Трески!» — презрительно усмехнулся Карло.

— Но на пакетботе обязательно должно было быть какое-то послание.

— Ага, доказательство! — сказал он. — Доказательство.

Голова в кровавом мешке.

«Уберите это от меня, уберите это от меня, уберите это от меня-я-я-я!»

Она никогда не переставала выпытывать у него: «Ведь не ты это сделал? Ведь не ты?» И он в тысячный раз шептал слова отрицания. Тысячу раз в те первые дни, когда все готовы были наброситься на него, как стервятники. Там, за закрытыми дверями, она прижималась к нему, вцеплялась в него, как птица когтями: «Мой сын! Мой единственный сын! Наш сын! Ты этого не делал!»

«Так скажи это сейчас!» Он смеялся, смеялся: «Нет, моя дорогая, тысячу раз нет! Я не мог сделать ничего подобного. Он сам совершил этот необдуманный поступок». И тогда ее лицо смягчалось и она верила ему, по крайней мере в тот миг, что находилась в его объятиях.

— ...К чему так скорбеть?

Кто это сказал?

Карло быстро обернулся и увидел две поспешно удаляющиеся фигуры: тяжелые черные патрицианские одежды, белые парики... Его бдительные и вечно осуждающие соперники!