Царящее в саду спокойствие и прохладный воздух ненадолго
вытеснили все мои страхи, я чувствовала, что попала в безопасное, гостеприимное
в отношении меня место, далеко-далеко от храма, в уютную Тоскану, в наши
семейные сады, пышные и густые, как этот сад.
«Позвольте последний раз молить вас покинуть владения этого
человека!» – закричал Флавий.
Я игнорировала его просьбу.
Все двери очаровательной виллы были распахнуты настежь – и
на верхних галереях, и в нижних проходах. Я слышала шум фонтанов. Лимонные
деревья, множество мраморных ленивых, чувственных богов и богинь, окруженных
ярко-фиолетовыми или синими цветами. Над клумбой оранжевых бутонов возвышалась
статуя Дианы-охотницы из старого, выщербленного мрамора. А там – ленивый
Ганимед, полускрытый зеленым мхом, обозначал заросшую тропинку. Вдалеке, на
краю бассейна, я увидела обнаженную Венеру, склонившуюся над ванной. В бассейн
лилась вода. Повсюду мелькали струи фонтанов.
Мелкие белые лилии совсем одичали. А вот и старые оливковые
деревья с восхитительно изогнутыми стволами, на которые так чудесно было
забираться в детстве.
Везде чувствовалась пасторальная свежесть, однако природу
держали в узде. Штукатурку на доме выкрасили свежей краской, равно как и широко
раскрытые деревянные ставни.
Мальчики плакали.
«Госпожа, он очень рассердится!»
«Ну не на вас же, – сказала я, входя в дом. Я ходила по
траве и практически не оставляла следов на мраморном полу. – Мальчики, ну
хватит плакать! Вам даже не придется умолять его вам поверить. Разве нет? Он
прочтет правду в ваших мыслях».
Каждый из них по-своему испугался. Они настороженно
взглянули на меня.
Я остановилась прямо за порогом. От дома что-то исходило, не
такое громкое, чтобы считаться звуком, скорее, ритмичное волнение,
предшествующее звуку. Я уже слышала точно такой же беззвучный ритм… Когда это
было? В храме? Когда я впервые вошла в ту комнату, где за экраном прятался
Мариус?
По мраморным полам я переходила из комнаты в комнату. В
каждой из них ветер играл свисавшими сверху лампами. Их было много. И свечей.
Сколько свечей! И лампы на подставках. Надо же, с таким освещением здесь должно
быть светло как днем!
Постепенно я осознала, что весь нижний этаж отведен под
библиотеку, за исключением неизменной роскошной римской бани и огромного
гардероба, заполненного одеждой.
Все остальные комнаты занимали книги. Одни только книги.
Конечно, там стояли и диваны, чтобы можно было лечь и почитать, и письменные
столы, но каждая стена могла похвастать либо громадной стопкой свитков, либо
полками с переплетенными книгами.
Еще я заметила странные двери. Они, по всей видимости,
открывались на потайную лестницу. Но на замки они не запирались, а сделаны были
из полированного гранита. Я нашла по меньшей мере две такие двери! А одно
помещение на первом этаже полностью было выложено камнем, и путь в него
преграждали такие же двери, открыть которые не представлялось возможным.
Пока рабы дрожали и всхлипывали, я вышла из дома и поднялась
на второй этаж. Пусто. Во всех комнатах совершенно пусто, за исключением той,
которая, видимо, принадлежала мальчикам. Их кровати, маленькие персидские
алтари и божки, пышные коврики, взбитые подушки и типично восточные витиеватые
узоры. Я сошла вниз.
Мальчики уселись у парадного входа, неподвижно, как статуи,
подобрав колени, опустив голову, и тихо плакали, наверное постепенно теряя
силы.
«Где в этом доме спальни? Где спальня Мариуса? Где кухня?
Где святилище домашних богов?»
Один из них тихо потрясенно вскрикнул.
«Спален нет».
«Не сомневаюсь, что их нет», – заметила я.
«Еду нам приносят, – взвыл второй мальчик. –
Готовую, самую вкусную. Боюсь, однако, что, сами того не зная, мы уже
насладились своей последней трапезой».
«Да бросьте вы. Как он обвинит вас в том, что сделала я? Вы
же просто дети – а он добр, не так ли? Держите, положите эти страницы ему на
стол и прижмите чем-нибудь, чтобы не разлетелись».
«Да, он очень добр, – сказал мальчик. – Но очень
строг в том, что касается его привычек».
Я закрыла глаза. Я опять уловила звук, вторжение звука. Он
хочет, чтобы я его услышала? Звук казался безличным, как биение сердца во сне
или журчание воды в фонтанах.
Я подошла к большому красивому дивану, обитому тонким шелком
с персидским узором. Он был очень широким и, несмотря на то что его старательно
расправили, хранил отпечаток мужского тела. На нем лежала подушка, взбитая,
свежая, но я заметила вмятину от головы – там, где лежал мужчина.
«Он здесь отдыхает?»
Мальчики, взмахнув кудрями, вскочили на ноги.
«Да, госпожа, это его диван, – сказал тот, что
поразговорчивее. – Пожалуйста, прошу вас, не трогайте. Он лежит на нем
часами и читает. Госпожа, ну пожалуйста! Он особенно настаивает, чтобы мы
как-нибудь в его отсутствие, играючи, не легли на этот диван, хотя во всех
остальных отношениях мы вольны делать что хотим».
«Он узнает, даже если вы просто дотронетесь!» – впервые
подал голос второй мальчик.
«Я собираюсь на нем поспать, – сказала я. Я легла и
закрыла глаза, потом перевернулась на бок и подтянула колени. – Я устала и
хочу всего лишь поспать. Впервые за долгое время я чувствую себя в
безопасности».
«Неужели?» – спросил мальчик.
«Идите сюда, ложитесь рядом. Принесите себе подушки, чтобы
он сначала увидел меня, а потом – вас. Он хорошо меня знает. Где бумаги,
которые я принесла, – да, на столе, по ним он поймет, зачем я пришла. Все
изменилось. От меня что-то требуется. У меня нет выбора. И нет дороги домой.
Мариус поймет. Я пришла к нему для защиты, пришла, чтобы быть как можно ближе к
нему».
Я положила голову на подушку, прямо на отпечаток его головы.
И глубоко вдохнула.
«Ветер здесь как музыка, – прошептала я, –
слышите?»
Я уснула глубоким сном, сном усталости, и выспалась за все
эти дни и ночи. Должно быть, прошло несколько часов. Внезапно я пробудилась.
Небо побагровело. Рабы калачиком свернулись у дивана, прямо на полу, как
маленькие испуганные зверьки.
Я опять услышала звук, отчетливую пульсацию. Почему-то мне
вспомнилось, как в детстве я часто прижималась ухом к груди моего отца. И,
услышав биение сердца, я его целовала. Его всегда радовал мой порыв.
Я поднялась, осознав, что еще не до конца проснулась, но это
мне не снится. Я нахожусь на прекрасной вилле Мариуса в Антиохии.
Мраморные комнаты переходили одна в другую.