Можете убедиться: Эмильена в то время делила свою любовь между двумя особами. Одним из них, как я уже говорила, был Берти, наследник британского престола, а другим ее любовником являлся король Бельгии Леопольд…
– Короли не ревнивы? – перебивает меня Ассунта которой тот исчезнувший мир кажется таким ирреальным, что она не может понять, говорю я о настоящих королях или о карточных.
– Совершенно не ревнивы, дорогая, уверяю вас: они делились друг с другом прекрасными любовницами со щедростью, соответствующей их рангу. Noblesse oblige,
[43]
понимаете меня?
Но Ассунта, итальянка по происхождению, не может этого постичь. Думаю, ей кажется невероятным, чтобы мужчина, пусть даже и король, согласился делиться с кем-то любовницей. Однако я не собираюсь прерывать рассказ, чтобы объяснять, что такое высший свет, женщине, воспринимающей все это как сказки Шехеразады.
– Дело в том, – говорю я, – что эта petite histoire, которую я собираюсь вам рассказать, как нельзя лучше раскрывает настроение той эпохи, роль куртизанок и – к чему скрывать? – двойную мораль тех времен. Этого будет достаточно, чтобы ты представила нравы той прекрасной эпохи.
Губы Мими блестят, как во времена ее молодости, на них сияет счастливая улыбка. На мгновение поддавшись глупой сентиментальности, я жалею, что Ассунта не может видеть, сколько радости она доставляет этой старой мертвой тени.
– Так вот, однажды, когда король Бельгии Леопольд был проездом в Париже, он решил нанести неожиданный визит своей приятельнице Мими д'Алансон. Бельгийскому королю было тогда, по моим подсчетам, около шестидесяти лет, и он считался одним из богатейших людей мира. Представьте себе, дорогая: Леопольд финансировал своими личными деньгами экспедицию знаменитого исследователя Генри Мортона Стенли и благодаря этому стал хозяином (он сам, не Бельгия!) африканской земли, напичканной бриллиантами – она называлась в те времена Бельгийским Конго. Не знаю, как называется теперь: все слишком изменилось с тех пор. Леопольд был женат на белокурой австрийской эрцгерцогине, которую все, кроме меня, считали красавицей (они называли ее Розой Брабанта). Но собственные розы скучны, и Лео, то есть королю Леопольду, намного больше нравились розы Парижа. Да, это правда – самой знаменитой его любовницей была крошка Клео де Мерод, и сатирические газеты даже называли его Клеопольдом, но Мерод всегда отрицала связь с королем, ссылаясь на свое аристократическое происхождение. «Между нами были отношения отца и дочери», – сказала эта дурочка в одном интервью. Тем хуже для нее, а мы, «три грации», наслаждались – ох, опять я говорю от первого лица – …они наслаждались намного более интересными отношениями с королем. Намного более – как бы это сказать? – человеческими. Человечность – вот что мы давали аристократам, которых брали в любовники. При условии, что они могли оплачивать эти услуги.
Ассунта смотрит на меня, но не как на нотариуса: ее взгляд выражает что-то другое, но я не хочу выяснять. что именно, и продолжаю рассказ:
– И вот мы добрались, дорогая, до обещанной мной petite histoire. Как я уже сказала, однажды Леопольд решил навестить свою подругу Мими. Было рано – около десяти часов утра, – когда он позвонил в дом Эмильены: дверь открыла служанка, получившая строжайшие указания от своей хозяйки.
«Мне очень жаль, ваше величество, – сказала она, – но мадемуазель спит, и она категорически запрещает будить себя раньше одиннадцати».
«Хорошо, – добродушно ответил король, – пусть спит. Я пойду на мессу и вернусь попозже, чтобы пригласить ее отобедать со мною».
[44]
В этот момент я останавливаюсь, чтобы понаблюдать за реакцией Ассунты. Я надеялась увидеть удивление в ее глазах. Но удивления нет. Мими же улыбается и выглядит гордой. Вдруг с давно утраченным ею проворством она поднимается и подходит к маленькому зеркалу, висящему над моим умывальником, пытаясь узнать в морщинистом мертвом лице женщину, однажды отказавшуюся принять короля. Затем она снова садится рядом с последней свидетельницей своей славы, будто связанная с ней пуповиной. Ассунта, напротив, сидит так неподвижно, что мои старые глаза при тусклом вечернем свете едва отличают живую от мертвой.
– Вот и все, Мими, – говорю я, не зная, к кому из них обращаюсь, – теперь можешь исчезнуть й оставить меня в покое. Можешь не беспокоиться, эта женщина позаботится о том, чтобы поведать людям историю о дерзости и могуществе знаменитой куртизанки Эмильены д'Алансон. Взгляни на нее, – говорю я, – она поражена твоими похождениями, с этого момента ты будешь жить в памяти Ассунты Джованьини и ее подруг, а также ее детей и, если повезет, даже в памяти внуков. Тебе не на что жаловаться – ты получила свое маленькое бессмертие…
Если Ассунту и удивляют эти странные слова, она этого не показывает. Она даже не пытается произносить неизменные вопросы: «Мы чувствуем себя хорошо, мадам?» или «Не принять ли нам аспиринчику, чтобы успокоить бедную головку?». Тишина начинает меня удивлять.
– О чем вы думаете, дорогая? – спрашиваю я Ассунту, – разве вам не кажется невероятным то, что я рассказала? Слышали ли вы когда-нибудь столь же необыкновенную и шокирующую историю?
Произнеся слово «шокирующую», я, к своей радости, вижу, как призрак Эмильены д'Алансон начинает рассеиваться и не кажется таким материальным, как несколько минут назад. «Иди, иди, ma belle, покойся с миром», – думаю я, и тень, будто послушавшись меня, исчезает. И очень вовремя: меня уже измучило ее присутствие. Но я уверена, что если бы она услышала комментарий Ассунты Джованьини, то мне бы не удалось освободиться от нее так легко. Джованьини задумалась на некоторое время и наконец ответила:
– Я понимаю, мадам, вас так боготворили (или так баловали – не знаю), что вы позволяли себе дерзкие выходки даже с королями. Эта история любопытна, но из. сказанного вами кое-что интересует меня намного больше. – При этих словах у Ассунты загораются черные и блестящие, как камни, глаза. – Скажите, мадам, правда, что в те времена все вы были лесбиянками? Вот что мне действительно хотелось бы узнать,
Изгнание Лиан де Пужи
Ницца, 9 апреля 1965 года, 8 часов вечера
Что делать, когда, использовав всяческие ухищрения и с участием молодой и невежественной соседки удается избавиться от незваного призрака? Что делать, когда охватывает страх одиночества или встречи с чем-то, предвещающим смерть, несмотря на то что – какая ирония! – ты желала ее уже долгие годы? Что делать, если, успешно прогнав воспоминание, обнаруживаешь, что твое заклинание вызвало появление другой тени, еще более неприятной? На этот раз меня не позвал – как при появлении Мими – странный голос. Не замечаю я и ряби в воздухе, которая, как я теперь знаю, предвещает появление призрака. Нет никакого предвестия, кроме внутреннего беспокойства старухи, боящейся, что шествие призраков обречет ее на встречу с третьей из «граций»… «О нет, невозможно, чтобы она явилась ко мне», – думаю я и на несколько минут успокаиваюсь. Трудно представить, чтобы моя вечная соперница гордая Лиан де Пужи, она же принцесса Гика, она же сестра Анна Мария, монахиня-доминиканка, мистическая писательница и сапфическая поэтесса, унизилась до того, чтобы посетить дом Беллы Отеро ради клочка бессмертия, как бедная Мими, но тем не менее…