— Мы имеем дело с обстоятельствами совершенно особого
порядка, — заявил недавно Райен. — И дело юристов решать, как именно
нам действовать. Этот человек похитил Роуан, нанес ей моральный и физический
ущерб. И должен ответить за это по всей строгости закона.
Вспомнив это заявление, Майкл невольно усмехнулся. Он начал
медленный подъем по высокой крутой лестнице. Не надо считать ступеньки,
приказал он себе. Не думай о том, что тебе тяжело. Не обращай внимания на то,
что голова у тебя кружится, а в груди что-то болезненно сжимается.
Конечно, было бы очень забавно заставить этого ублюдка
«отвечать по всей строгости закона» и при этом не сделать семейные секреты
публичным достоянием. Что ж, наверное, вполне возможно обвинить Лэшера в
сатанизме, приписать ему членство в какой-нибудь агрессивной и жестокой
оккультной секте.
Майкл вновь вспомнил о духе, точнее, о «том человеке»,
которого он видел в Рождество возле яслей, о существе, которое смотрело на него
из сада. Вспомнил его сияющий торжеством взгляд.
« Лэшер, скажи, что испытывает дух, в конце концов обретший
плоть? Дух, которого безрезультатно ищет такое множество людей? Дух, который
некогда обладал несравненным могуществом, а теперь, во плоти, затерялся в этом
мире точно иголка в стоге сена? Кстати, используя современные технические
изобретения, отыскать иголку в стоге сена не составляет труда. Нет, Лэшер,
скорее, ты походишь на семейный изумруд, который затерялся в шкатулке с
драгоценностями. И тебя отнюдь не сложно схватить, поймать, задержать. Иными
словами, поступить с тобой вовсе не столь почтительно, как в те давние дни,
когда ты был демоном и дьяволом Джулиена».
Майкл на цыпочках вошел в спальню. За время его отсутствия
там ничего не изменилось. Гамильтон по-прежнему читал, сидя в кресле. Сиделка
возилась с какими-то диаграммами. Свечи распространяли сладкий дурманящий запах
воска, и тень статуи Пресвятой Девы колебалась в их неровном сиянии. Блики
света играли на лице Роуан, делая его обманчиво живым и подвижным.
Майкл уже собирался устроиться на своем привычном месте,
когда слух его уловил какой-то шум в коридоре. Наверное, вторая сиделка пришла,
решил он. И все же шум насторожил его. Он вышел в коридор, чтобы увидеть,
какова его причина.
В первое мгновение ошарашенный Майкл никак не мог понять,
что за видение перед ним возникло. В коридоре стояла рослая седая женщина во
фланелевом халате. Ввалившиеся щеки, блестящие глаза, высокий морщинистый лоб.
Длинные седые волосы свободно рассыпались по плечам. Из-под халата виднелись
босые ступни. Неприятное ощущение в груди, которое давно уже испытывал Майкл,
мгновенно превратилось в настоящую боль.
— Я Сесилия, — спокойно и снисходительно разрешила
его недоумение женщина. — Наверняка в таком виде я показалась вам
несколько странной. Некоторые из нас, Мэйфейров, до ужаса напоминают
привидения. Если вы не возражаете, я пойду посижу с Роуан. Я только что отлично
выспалась. Проспала не меньше восьми часов. Почему бы вам тоже не прилечь?
Майкл молча покачал головой. Он чувствовал себя полным
идиотом и до сих пор не мог оправиться от испуга. Оставалось надеяться, что
Сесилия не слишком обиделась, заметив его потрясенный взгляд.
Он вернулся на свой пост.
«Роуан, моя Роуан…»
— А что это за пятно у нее на рубашке? — спросил
он сиделку.
— Наверное, я пролила немного воды, — ответила та,
прикладывая салфетку к влажному пятну на груди Роуан. — Когда обтирала ей
лицо и смачивала губы. Может, мне стоит прямо сейчас сделать ей массаж? Размять
руки и ноги, чтобы они не затекали.
— Да, конечно. Делайте все, что нужно. Делайте, даже
если вам это надоест. И если вы заметите хотя бы малейшие признаки…
— Разумеется, я сразу вам сообщу.
Майкл опустился в кресло и закрыл глаза. Мягкая волна дремы
подхватила его. Джулиен что-то рассказывал ему, но он не мог понять, что
именно. Образ Мари-Клодетт, старой ведьмы с шестью пальцами, возник перед его
глазами. Шесть пальцев на левой руке. У Роуан изумительно красивые руки.
Красивые и сильные. Руки хирурга.
Что было бы, прислушайся она в свое время к просьбе Карлотты
Мэйфейр? Как развивались бы события, поступи она так, как хотела ее мать? Что
было бы, если бы она не вернулась домой?
Майкл резко стряхнул с себя дрему. Сиделка, бережно
приподняв правую ногу Роуан, втирала в кожу лосьон. Кожа Роуан показалась
Майклу невероятно тонкой и прозрачной.
— Это защитит ее кожу от пересыхания, — пояснила
сиделка. — Необходимо втирать лосьон регулярно. Напоминайте об этом другим
сиделкам. Я сделала запись в карте. Но вы все равно проследите за этим.
— Обязательно, — откликнулся Майкл.
— Наверняка она была очень красивой женщиной, —
сокрушенно покачивая головой, заметила сиделка.
— Она и есть красивая женщина, — возразил Майкл.
В голосе его не было ни обиды, ни возмущения. Он просто
констатировал истину.
Глава 32
Мужчина хотел сделать это опять. А Эмалет не хотелось
прекращать танцевать. Здание было совершенно пустым; кроме них двоих, в этот
вечер больше никто не пришел. И танцевать ей удавалось только во сне. Эмалет
открыла глаза. Он лежал рядом. Музыка, которую она слышала во сне, по-прежнему
играла. Но мужчина настойчиво требовал своего. Он снова хотел этого. Снова
хотел снять с нее брюки и войти внутрь ее тела. Она ничего не имела против. Но
она должна спешить в Новый Орлеан. Это в самом деле важно. Ого, уже совсем
темно. Судя по всему, наступила поздняя ночь. Звезды висят так низко над
раскинувшимся за окнами полем, над болотами, над шоссе, вдоль которого тянутся
тусклые ночные фонари. Надо скорее идти.
— Давай же, детка.
— Я же сказала, мы не сможем сделать ребенка, —
объяснила она, поражаясь его непонятливости. — Ничего не получится.
— Так это же здорово, лапочка. Если нам с тобой что-то
совершенно не нужно, так это ребенок. Давай немного позабавимся, сладкая моя
девочка. Может, лучше выключить музыку? Не хочешь выпить молочка? Я принес тебе
прекрасного свежего молочка. Помнишь, ты сказала, что его любишь? Я и
мороженого тебе принес.
— Вот это здорово, — довольно пробормотала
Эмалет. — Сделай музыку потише.
Лишь после этого она смогла двигаться. Теперь музыка звучала
едва слышно. И все же она пульсировала прямо в голове Эмалет, билась, трепетала
там, словно играющая в пруду рыба. Музыка щекотала ей мозги, но не поглощала ее
целиком.