– Нет, эта отвратительная Карлотта. Она словно
заставила время остановиться, и жизнь в доме прекратилась. Ты только представь
себе, каково было расти в таком доме юным девочкам! Судя по всему, у них не
было ни одной красивой вещи – вообще ничего, что соответствовало бы их возрасту
и интересам.
– Плюшевые медведи… – прошептал Майкл. Кажется,
тогда в саду, в Техасе, Дейрдре говорила что-то о плюшевых медведях…
Но Роуан не расслышала его слов.
– Что ж, ее время истекло… – заключила она, но в
голосе ее при этом не было ни уверенности, ни победных ноток.
Она вдруг схватила фигурку Святой Девы и с силой швырнула ее
через всю комнату. Статуя упала на пол в ванной и раскололась на три неравные
части. Роуан в ужасе смотрела на обломки, не в силах поверить, что отважилась
на подобный поступок.
Майкл был потрясен. При виде валяющейся на полу разбитой
статуи Святой Девы его охватило совершенно необъяснимое суеверное чувство,
захотелось сделать что-нибудь, чтобы отвести неминуемую, как ему казалось,
беду, – произнести молитву, постучать по дереву или, наконец, трижды
плюнуть через плечо. Неожиданно взгляд его наткнулся на что-то блестящее… Он
присмотрелся…
– Взгляни туда, Роуан! – воскликнул он и пальцами
осторожно повернул ее голову в нужном направлении. – Туда, на столик возле
кровати!
На столике стояла открытая шкатулка, рядом лежал бархатный
кошелек, а вокруг них россыпью валялись золотые монеты и драгоценные камни.
– Боже мой! – только и смогла выдавить из себя
Роуан. Она осторожно подошла к столику, не сводя глаз с этого богатства, словно
камни и монеты были живыми существами.
– Поверить не могу! Нет, это невозможно. Они не могут
быть настоящими.
Роуан молча смотрела на него, стоя по другую сторону
кровати.
– Майкл, – наконец прошептала она, – не мог
бы ты… Не мог бы ты коснуться их? Снять перчатки и коснуться – хоть на секунду.
Он отрицательно покачал головой:
– Нет, не могу… Не хочу…
Роуан обхватила себя руками за плечи – похоже, этот жест
всегда свидетельствовал у нее о душевном смятении – и словно ушла в себя,
глубоко задумалась о чем-то.
– Майкл, – вновь услышал он ее шепот, –
тогда, быть может, ты коснешься какой-нибудь вещи Дейрдре? Ну, например, ее
ночной рубашки… Или кровати…
– Нет, Роуан, не хочу. Мы же договорились, что не
станем…
Она низко опустила голову, волосы упали на лицо, и Майкл не
мог видеть выражение ее глаз.
– Послушай, – продолжал он. – Я все равно
ничего не смогу понять. И только запутаю еще больше. В конце концов, что я могу
увидеть? Сиделку, помогающую ей одеваться? Или доктора? Или автомобиль,
проезжающий мимо дома в те минуты, когда она сидит на террасе? Я не умею
пользоваться силой собственных рук. Эрон пытался научить меня, но пока
безрезультатно. При мысли о том, что я увижу нечто плохое, мне становится не по
себе. И к тому же я боюсь, Роуан. Боюсь, потому что она мертва… Поначалу я соглашался
на просьбы людей и касался тех вещей, которые они мне приносили. А сейчас не
могу. Поверь, я… Давай подождем, пока Эрон научит меня…
– А вдруг тебе удастся увидеть нечто хорошее? Если это
будет нечто красивое, вроде того, что увидела та женщина в Лондоне, когда он
попросил ее коснуться халата?
– Ты уверена, что она тогда не ошиблась? Ведь агенты
Таламаски тоже люди, а людям свойственно ошибаться.
– Нет, они не обычные люди, – возразила
Роуан. – Они такие же, как ты или я. И так же, как мы с тобой, обладают
сверхъестественными способностями.
Роуан говорила мягко, без нажима, не пытаясь его принудить,
но Майкл отлично понимал, что она сейчас чувствует.
Он вновь бросил взгляд на свечи, а потом перевел его на
разбитую фигурку Святой Девы, по-прежнему валявшуюся на полу в ванной. Ему
вдруг вспомнились майские процессии и мерно раскачивающаяся огромная статуя
Богоматери, которую везли по улицам. И море цветов. А потом на память вновь
пришли слова Дейрдре о том, что она хочет всего лишь нормальной жизни.
Майкл обошел вокруг кровати и остановился перед комодом.
Затем выдвинул верхний ящик. Ночные рубашки из белой мягкой фланели, аккуратно
сложенные, благоухающие нежным ароматом саше… А рядом другая стопка – летних,
легких, сшитых из тончайшего шелка.
Он вытащил одну из них – совсем тонкую, без рукавов, с
вышитыми на ней мелкими цветочками – и смятым комочком положил на верхнюю
крышку комода. После этого неторопливо стянул с рук перчатки, на несколько
секунд крепко сомкнул ладони и осторожно сжал пальцами маленький комок.
– Дейрдре… – закрыв глаза, прошептал он. –
Только Дейрдре…
Перед ним распахнулось огромное пространство. В мрачном
мерцании света он увидел сотни лиц, услышал ужасные вопли, вой и плач…
Нестерпимо. Перешагивая через тела людей, к нему направлялся какой-то человек…
Нет! Все! Хватит! Майкл выронил из рук рубашку и остался стоять с закрытыми
глазами, пытаясь вспомнить то, что увидел, и одновременно страшась повторения
кошмара. Сотни людей, извивающихся, кривляющихся… И насмешливый голос, обращенный
непосредственно к нему… Господи, что же это было? Он открыл глаза и пристально
уставился на свои руки. Кажется, он слышал знакомый звук, доносящийся издалека…
Да, барабан.
Ну конечно! Марди-Гра! Они с мамой бегут по улице, чтобы
посмотреть на шествие тайной гильдии Комуса. Грохот барабана. Тот же ритм. А
мерцающий свет – это факел…
– Я не понимаю, – пробормотал Майкл.
– Что, Майкл? Что ты сказал?
– Я не увидел ничего, что могло бы иметь хоть какой-то
смысл. – Он сердито взглянул на ночную рубашку и медленным жестом протянул
к ней руки.
– Дейрдре. Ее последние дни. Только Дейрдре незадолго
до смерти. – С этими словами он вновь осторожно сжал в пальцах мягкую
ткань. – Я вижу террасу, сад, бабочку, ползущую по сетке… Его рука возле
нее… Это Лэшер, и она рада его приходу. – И если он сейчас оторвет взгляд
от кресла-качалки, то увидит Лэшера. Майкл положил рубашку на место. –
Светило солнце, вокруг было много цветов, и она… Она была в прекрасном
настроении…
– Спасибо, Майкл.
– Роуан, я больше не хочу. Извини. Не могу снова
решиться на это.
– Понимаю.
Роуан подошла к нему почти вплотную. Голос ее звучал тихо,
успокаивающе, но в глазах явственно читалось недоумение. Ей страстно хотелось
узнать, что же он увидел тогда, в первый раз.