Тайна совещательной комнаты - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Никитинский cтр.№ 95

— Так он вам и скажет, — сказала Лисичка и еще понизила голос: — Вам надо поговорить с ним в кабинете наедине. Я понимаю, что нет такой формы, но мы закроем на это глаза, если адвокат тоже с этим согласится, не правда ли? Вы ведь не скажете, Елена Львовна?

— Ну, пожалуй, лучше так, чем это потом выяснится, — согласилась адвокатесса.

— Хорошо, я так и сделаю, — сказал судья и, повысив голос, сказал секретарше: — Оля, пригласите присяжного Кузякина ко мне в кабинет. Только не так, чтобы они все об этом знали, вы меня поняли?

Понедельник, 31 июля, 15.00

— Роза? — не мог прийти в себя Журналист. Он приоткрыл дверь из курилки, чтобы видеть, что происходит в комнате. — Кто-то точно подслушал наш разговор с Океанологом у Ри, иначе Тульский и Шкулев никак не могли оказаться в воскресенье вечером на студии, да еще вдвоем. Я, честно говоря, сначала думал, что это ты. Но почему Роза?

Они оба увидели сквозь приоткрытую дверь, как в комнату зашла секретарша Оля и стала, нервно вертя зайцем, озираться, видимо, в поисках Журналиста.

— Потому что я вспомнил: на ней был мокрый костюм, когда я говорил тост у Ри, — сказал Зябликов, не вдаваясь, за отсутствием времени, в подробности.

— Кузякин! — сказала секретарша, увидев приоткрытую дверь курилки и направляясь к ним. — Вас просит срочно зайти Виктор Викторович. Только тихо…

— Ты можешь сейчас позвонить Тульскому и спросить: Роза — его человек? — медля идти к судье, спросил Кузякин.

— Нет, — сказал Зябликов. — Во-первых, он не имеет права этого сказать, а во-вторых, она не его человек. Роза говорила в коридоре с Лисичкой, их видела Хинди…

Журналист кивнул и пошел к судье.

Понедельник, 31 июля, 15.15

Лудов, похожий в аквариуме на рыбу, теперь хватающую ртом воздух на берегу, с беспокойством смотрел, как присяжный зашел в кабинет судьи.

— Кузякин, — сказал судья, не предложив ему сесть, — я вынужден вас спросить: где вы были утром? Учтите, это вопрос серьезный. Оля, выйди.

— Давайте начнем уж тогда со вчерашнего вечера, ваша честь, — сказал Кузякин, — Вчера вечером, в воскресенье, я поехал на студию, чтобы найти и скопировать кадр с изображением Александра Пономарева, который считается по нашему делу убитым. На самом деле есть основания думать, что он жив. И я сейчас пытаюсь это проверить.

— Каким образом? — спросил судья, вспоминая в это же время, что их могут слушать. — Нет, не говорите, меня это не интересует. Но ваша попытка влезть в это дело самостоятельно является поводом для вашего отвода из присяжных.

— Я знаю, — сказал Журналист, продолжая стоять перед ним, — Но вряд ли обвинение решится заявить мне такой отвод. Ведь тогда я могу при всех: при присяжных, при адвокате и, главное, при подсудимом — рассказать все, что мне об этом известно. Да и вообще я пошутил. На самом деле я просто попал по дороге в аварию. Я справку принесу из ГАИ завтра, хотите?

— Идите к присяжным, — сказал судья и крикнул в зал: — Оля!

Журналист вернулся в общую комнату и увидел, что все сгрудились в углу, где на кресле спал Петрищев. Старшина тщетно пытался его разбудить. Вдруг, как раз в тот момент, когда подошел Журналист, Медведь тряхнул головой и открыл глаза.

Вошла секретарша Оля, она тоже увидела эту сцену и поняла ее смысл. Она сказала то, что ей было поручено сказать, скорее по инерции:

— Виктор Викторович просит вас перекусить, столовая еще должна работать до четырех, и собраться в четыре. Сначала суд разрешит несколько ходатайств без вашего участия, а там, может быть, и начнем заседание. Вы… вы готовы?

— Федя, — сказал Старшина Петрищеву, — ты пойди водички попей, или два пальца в рот, или еще чего. Надо встать, Федя, нас только двенадцать.

— Встану, — сказал Медведь довольно осмысленно. — Побеждается страх…

Понедельник, 31 июля, 15.30

В служебной комнате в административном крыле суда, пожалуй, тесноватой для такого совещания, собрались теперь все: подтянутый и выглядевшей еще моложе обычного Кириченко в розовом галстуке, отчаявшаяся что-то понять прокурорша, Лисичка, сидевшая несколько сбоку, как бы обозначавшая этим свой особый статус, и Тульский, который держал во рту незажженную сигарету и болтал под столом ногой.

— Подполковник, — сказала Лисичка, — я должна вас спросить: как вышло, что вы отпустили Кузякина с этой флешкой?

— А вы кто? — вопросом на вопрос ответил ей Тульский, продолжая болтать под столом ногой. Так он им все и расскажет, — Разве вы не адвокат, не представитель потерпевшего? На каком основании вы мне задаете этот вопрос?

— Будем считать, что это служебное расследование, — сказал Кириченко, — Все вопросы, которые сейчас задает тебе Виктория Эммануиловна, все равно будут еще раз заданы в другом месте, так что тебе лучше подготовиться.

— Ах вот как, — сказал Тульский, зажигая сигарету и подвигая к себе блюдце, чтобы стряхивать туда пепел, — Ну хорошо. Кузякина я не стал задерживать слишком долго, следуя вашим, Виктория Эммануиловна, указаниям. А отобрать у него флешку у меня не было процессуальных оснований. А разве ее не отобрали у Океанолога в аэропорту? Я же туда звонил.

— Да, но вы туда позвонили слишком поздно. Я вам звонила не позже часу, а ваш звонок в линейное отделение милиции был в двадцать минут второго, и там еще искали вашего знакомого заместителя начальника.

— Ну правильно, а как только нашли, я его об этом и попросил. Хотя я тоже не мог ему объяснить, на каком основании он может отобрать у Океанолога флешку.

— У тебя что, нет его мобильного? — уточнил Кириченко, и Тульский точно понял, что все уже проверено и высчитано.

— Нет, — сказал он, стряхивая пепел в блюдце, — Кажется, был, но я его куда-то потерял. Я вот только сегодня утром его записал. Сказать?

— Вы знаете, что на этой флешке? — спросила Лисичка, покосившись в сторону прокурорши, которая сидела с открытым ртом и ничего не понимала. И не надо ей было понимать, чтобы не расслабляться.

— В общих чертах, — осторожно сказал Тульский, — Я же беседовал с Журналистом, он мне рассказал, зачем приходил на студию, но флешку мы с ним не смотрели, у меня в угрозыске даже такого компьютера нет, у нас еще триста восемьдесят шестые, мы же не ФСБ, бедные мы.

— Эльвира, выйди, — сказала Лисичка, продолжая смотреть на Тульского взглядом удава, только он не был кроликом и не поддавался гипнозу. Он ухмыльнулся, достал из кармана расческу и стал плевать на нее, поглядывая то на расческу, то на Лисичку.

Прокурорша вскинулась:

— Не поняла, что значит «выйди»?

— Выйди, Эльвира, — сказал Кириченко, — Тут не процессуальный вопрос.

Прокурорша, встав, попыталась гордо вскинуть крашеную голову, но вспыхнула пунцовым и побрела — вид у нее был униженный.