Страшные истории. Городские и деревенские - читать онлайн книгу. Автор: Марьяна Романова cтр.№ 55

— Тебе приворот нужен или что? У меня нет времени нянчиться с тобой. Если передумала — верну деньги и убирайся отсюда.

— Нет-нет!

Я выхватила из пакета диск, дрожащими руками откупорила бутылочку, торопливо протерла руку. Потом порылась в сумке, норовившей соскользнуть с колен, точно кот, которому приелась ласка. Накануне вечером я долго рассматривала фотографии Одного Мужчины, выбирая подходящую для ритуала, — хотя кто бы рассказал мне о критериях. Год назад мы провели выходные в Праге, это были счастливые солнечные дни, пропитанные и самой любовью, и детским нежеланием верить в формулу царя Соломона — о том, что «пройдет и это». И я сфотографировала его на мосту — он доверчиво смотрел в объектив, не подозревая, что спустя четыреста с чем-то дней эта направленная в мою сторону улыбка будет использована для того, чтобы ломать его волю и резать его крылья. Счастливый, красивый, волосы растрепаны.

— Вот.

Старуха провела по снимку желтым сухим пальцем. Этот момент — чужой палец на его отображенном лице — впоследствии вспоминался как точка невозврата и как самое страшное, что я пережила в тот день.

Я была почти спокойной, когда бабка завесила окна темными плотными шторами, когда зажгла длинную черную свечу, достала из кармана клубок ниток и нож с деревянной ручкой и коротким блеснувшим лезвием, когда она скомандовала:

— Руку! И больше ни слова, говорить буду только я.

С ледяным спокойствием, словно половину жизни она провела в операционной, Прасковья Петровна точным движением полоснула лезвием по моей руке. Надрез получился не настолько глубоким, чтобы впоследствии оставить мне на память шрам, однако достаточным, чтобы появилась кровь — сначала скупая капля, потом и тонкий ручеек.

Кровь капала на снимок, прямо на лицо Одного Мужчины, старуха же, запрокинув голову, бормотала что-то бессвязное на незнакомом певучем языке. Ее плечи тряслись, в горле клокотала слюна, а на сухих губах выступила белая пена. Затем она оттолкнула мою руку, схватила свечу и подожгла фотографию. Я видела, как скукоживается лицо, мост за ним, безмятежное пражское небо. Хотелось плакать.

В комнате стало душно, пахло воском, кровью, теплым деревом, кисловатым старческим потом. Старуха собрала воск, вмешала в него получившуюся горстку пепла и в два движения вылепила крошечного человечка. Потом в ход пошли красные нитки — толстые старухины пальцы двигались быстро, как у прядильщицы, — спустя, должно быть, минуту человечек был обмотан нитками, и черную восковую плоть скрыли красные одежды. Старухино тело содрогалось, она была похожа на одержимую. Закончилось все мгновенно, как тропический ливень. Вот она уже открыла глаза, встряхнула плечами и со спокойным: «На!» положила куклу мне в ладонь, и даже дыхание ее было глубоким и безмятежным.

Спустя минуту я начала сомневаться — не привиделось ли мне все это: ее бормотание, странные слова, взлетающие к потолку, конвульсии?

— Что это? Что мне с этим делать?

— Это он. Теперь твой, — криво усмехнулась старуха. — А что делать, тебе решать. Хранить, наверное. Но можешь и выбросить. Мне все равно. Твое время истекло, уходи.

Как в тумане я добралась до станции, дождалась электрички. У меня с собой была книга, но читать не хотелось. Я пребывала в странной прострации — смотрела на заснеженные ели за окном и чувствовала себя пустой, как высохшее озеро. Добравшись до дома, я не раздеваясь рухнула в кровать и проспала до полудня следующего дня.

Проснувшись, позвонила подруге — той самой, что рекомендовала обратиться к Прасковье Петровне. Новый день, начавшийся с будничной варки кофе в старенькой турке, увлажняющей маски для лица и тридцатиминутной йоги по видеоинструкции, стер тягостные впечатления дня минувшего. Во мне проснулся циник, и я начала жалеть, что потратила столько денег непонятно на что.

— Ты немного подожди, — попыталась успокоить подруга. — У Прасковьи Петровны результат быстрый — обычно двадцать четыре часа, не больше.

— Она ничего такого не обещала.

— Да она вообще не из разговорчивых, — рассмеялась подруга.

До самой ночи я пребывала в гнетущем состоянии опустошенности. А ближе к полуночи вдруг вспомнила о восковой куколке, обмотанной красными нитками. Там, в деревне, я обернула ее в бумажную салфетку и убрала в потайной карман сумки. И вот теперь, уложив ее на ладонь, я ощутила странное спокойствие, которое было похоже на эффект пилюли, а не на результат неких внутренних усилий. Мне казалось удивительным, что слепая старуха за тридцать секунд ухитрилась вылепить из твердеющего воска такую внятную и даже, пожалуй, красивую (насколько вообще может быть красивым схематичный символический предмет) куклу.

И вдруг мой телефон пискнул — не привыкшая к поздним эсэмэскам, я от неожиданности сжала ладонь и едва не сломала куколке шею.

Писал Один Мужчина, текст был странным. «Мне очень, очень, очень надо тебя увидеть». Это «очень», повторенное трижды, звучало как надрыв и совершенно не вписывалась в то, что я успела узнать об Одном Мужчине за почти восемьсот дней знакомства.

Я набрала его номер:

— Что случилось?

— Да в общем, ничего, — его голос звучал устало. — Просто вдруг вспомнил о тебе и понял, что мне немедленно надо тебя увидеть. Кажется, мы не виделись сто лет.

— На самом деле, дня три… Ты хочешь приехать? О чем-то поговорить?

— Нет, не поговорить… Просто приехать. Если ты не против.

Я была не против. Сон сняло как рукой, и за те три четверти часа, пока он добирался до моего дома, я успела уложить волосы, спуститься в круглосуточный супермаркет за эклерами и приготовить гаспачо. Но деликатесы Одного Мужчину не интересовали.

Он удивил меня с порога — странным блеском глаз и ярким румянцем. Как будто бы у него была высокая температура.

— Я так соскучился, — он прижал меня к влажной куртке.

На меховом воротнике таяли снежинки, дыхание было тяжелым, как у загнанного скакуна. «Неужели сработало? — мелькнула мысль. — Это же такая чушь… Какая-то дремучая старуха, какая-то восковая кукла… Скорее всего, просто совпадение». При этом всю жизнь я верила не в совпадения, а в непостижимую, но существующую логику мироздания.

Один Мужчина опрокинул меня на пол, торопливо развязал пояс на моем халате и набросился на меня с такой дикарской жадностью, словно я была колодцем в оазисе, а он — измученным странником, в морщины которого намертво въелся горячий песок. А потом на руках отнес меня в кровать и все гладил мое лицо:

— Я так соскучился… Вдруг такая нежность к тебе нахлынула…

Он остался на всю ночь, хотя у меня была неширокая кровать, а Один Мужчина всегда утверждал, что сон — святая территория, на которую желательно ступать в полном одиночестве. Совместное же засыпание — не показатель близости, а реверанс нищете.

Утром я проснулась от ощущения взгляда на моем лице. Приподнявшись на локте, он рассматривал меня так пристально, что я ощутила неловкость, быстро растаявшую от волшебной формулы: «Как же ты прекрасна». Мы вместе позавтракали, а потом отправились каждый в свой офис, но раз в четверть часа телефон являл мне его послания: что он скучает, что любит меня, что впервые в жизни у него такое желание близости.