Страшные истории. Городские и деревенские - читать онлайн книгу. Автор: Марьяна Романова cтр.№ 51

— Ты не расстраивайся, друг…

А Миша удивленно на него уставился, мелко моргая белесыми ресницами:

— А почему я должен расстраиваться?

И в этот момент у бара припарковался красный «ниссан» с наклейкой-туфелькой на заднем стекле. Тонированное стекло плавно отъехало вниз, и они увидели водителя. Эта блондинка — блестящие, уложенные толстой косой вокруг головы волосы, лицо сердечком, оленьи глаза и пухлый рот, — кажется, тоже была в той компании, с которой так безрезультатно скоротал вечер вечный неудачник Миша.

Мужчины приосанились и вопросительно переглянулись, пытаясь понять, кто же из них привлек внимание такой красотки. Ее глаза смеялись, простая белая футболка плотно обтягивала полную грудь.

— Миш, ну ты долго стоять будешь?! — весело воскликнула она. — Поехали уже!

— Да-да…

Даже не замечая вытянувшихся лиц товарищей, Миша махнул им рукой и уселся в машину красавицы, в последний момент наступив все-таки на развязавшийся шнурок и чуть не растянувшись на влажном асфальте. С потрясенным молчанием друзья смотрели им вслед.

На следующее утро они, конечно, вызвали его в курительную комнату, где, кашляя и смахивая слезы с глаз (у Миши с детства была аллергия на все на свете, и плотный табачный дым он переносил безропотно, но с трудом), он подтвердил, что красивая блондинка — и есть та Ариадна, с которой они так друг другу понравились. И похоже, это что-то серьезное. Потому что они просидели в машине до половины шестого утра, все наговориться не могли, а когда лучи рассветного солнца коснулись грязных крыш, Миша набрался смелости и поцеловал ее — причем смешно получилось, потому что в тот же момент и она подалась вперед, и в итоге они пребольно стукнулись лбами. А сегодня Ариадна заедет после рабочего дня, потому что они идут на театральную премьеру.

Миша даже как-то похорошел — безвольные черты его лица будто бы заострились, в глазах появился блеск, а на небритых щеках — румянец. И щетина, которую он, маменькин сын, никогда не позволял себе отрастить раньше, оказалась ему к лицу.

Это, конечно, была новость дня, которую горячим шепотом передавали из уст в уста, на ходу додумывая подробности. Кто-то за неудачника Мишу радовался, кто-то более циничный решил, что Ариадна — проститутка, которой тот заплатил за небольшой спектакль.

Однако вечером все видели, как довольный Миша, раздобывший где-то букет хризантем (кто надоумил этого олуха дарить такой девушке хризантемы? Хризантемы дарят разве что нелюбимой учительнице в честь начала очередного унылого учебного года; это же такие грустные цветы, такие горькие, сдержанные, транслирующие тоску), вприпрыжку устремился к ожидавшей его красной машине, с той же блондинкой за рулем.

Миша был похож на мультипликационного человечка — даже его чистое счастье со стороны выглядело довольно комично. Блондинка же, казалось, похорошела еще больше — ее волосы золотым водопадом были разбросаны по узкой загорелой спине, которую открывало нарядное изумрудно-болотное платье, королевскую тонкость щиколоток подчеркивали замшевые туфли на высоких каблуках.

Такие девушки порхают над грязным асфальтом этого хмурого города разве что затем, чтобы найти кого-нибудь, кто отвезет их в Ниццу или Рио. Такие девушки надменно смотрят с глянцевых страниц и снимаются в кино в роли подружки Джеймса Бонда. Ариадна же со счастливой улыбкой приняла вялые хризантемы из не менее вялых Мишиных рук, затем поцеловала его в раскрасневшуюся проплешину на макушке.

— Бросит, — сказал кто-то, глядя вслед удаляющемуся красному авто. — Через пару дней и бросит.

Но все получилось не так: неделя бежала за неделей, к Мишиному лицу приросла рассеянная мечтательная улыбка, он все чаще смотрел не на цифры и графики в мониторе, а на клочок неба за окном, и пыльнокрылые городские голуби казались ему эдемскими птицами.

В первые дни он все время твердил об Ариадне: какая она красивая и как он почти теряет сознание, когда она прикасается губам к его губам (в этом месте его коллеги не то сочувственно, не то брезгливо переглядывались, ибо им было невозможно даже представить, как это может быть вообще — что некто по доброй воле прикасается к пересохшим и обкусанным губам Михаила), как она по утрам готовит омлет — с раскрошенным хлебом и зеленью, в духовке; и как они вместе принимали ванну, и как планировали, что поедут куда-нибудь к Балтийскому морю, где благодать, тишь и мухи в янтаре. Миша осунулся и стал прилично одеваться, с его лица исчезли прыщи, а из голоса — визгливые нотки. Это было чудесное и почти молниеносное преображение.

— Только вот похудел ты что-то уж слишком, — заметил однажды тот самый товарищ, который некогда и обратил Мишино внимание на распивающих сидр девушек.

— Это все Ариадна, — улыбнулся тот. — Хотела меня в йога-клуб записать, но я застеснялся. Вот она сама со мной дома занимается, каждый день. И за диетой моей следит.

И вот прошел уже месяц, в офисном центре появились другие сплетни, говорить о том, как волшебным образом изменилась жизнь местного клоуна, всем надоело. Да и сам он притих — то ли его оскорбило общее недоверие, то ли просто решил, что не стоит трезвонить о своем счастье на каждом углу.

Еще спустя пару месяцев Миша неожиданно пропал. Просто не вышел на работу, никого не предупредив. Миша был рассеянным, но никак не безответственным, работу любил и дорожил ею, мечтал однажды стать начальником отдела, поэтому отсутствие его сразу показалось всем подозрительным. Набрали номер его мобильного — «абонент находится вне зоны действия сети», позвонили домой — никто не берет трубку. А когда и на следующее утро он не вышел, было решено отправиться к нему и выяснить все на месте.

Миша жил на самой окраине Москвы — из окон виден лес и кольцевая дорога. Глухое место, гиблое. И сам дом был похож на декорацию постапокалиптического кино — потрескавшийся, даже заходить в подъезд страшно — кажется, что стены могут рухнуть от малейшего сквозняка. Возле подъезда на старенькой полусгнившей лавочке сидела местная баба яга, которая выглядела так, словно ей двести лет и сто пятьдесят последних она беспробудно пьет, — нос синий, глаза запавшие; несмотря на относительно теплый день, голова ее была обмотана толстенным шерстяным платком, от которого пахло плохо убранным хлевом.

— Стойте, вы к кому? — У нее неожиданно оказался хорошо поставленный бас — как будто она специально училась извергать звуки на устрашение толпе.

— Мы… К Васильевым, — промямлил кто-то.

Почему-то рядом с дворовой бабкой все они, успешные московские менеджеры, исколесившие весь мир, почувствовали себя нашкодившей школотой.

— Нету их, — объявила бабка.

— А вы соседка? Мы с Мишиной работы… Он два дня не появляется, вот мы и решили…

— Так он помер! — почему-то обрадовалась баба яга. — Почти.

— Как, помер? Что случилось?! — Они обступили вредную старуху, которая даже не сочла нужным смотреть им в лицо.

— А то вы только заметили! — Она еще и достала из кармана шерстяного жилета пачку крепких папирос и закурила, выпуская вонючий дым прямо в лица обступивших ее мужчин. — Хороши друзья… В такой-то больнице он, это недалеко, две остановки на троллейбусе. Поезжайте — может, застанете еще. Мать его там найдете, она ночует в палате теперь.