– Официальная версия – артиллерийские снаряды, которые
оставались в монастыре еще со времен гражданской войны. Немцы при разборке на
них наткнулись и… кстати, это вполне вероятно, если учесть историю здешних
мест. В гражданскую монастырь сильно пострадал, он подвергся разграблению одним
из первых, потом там засела какая-то банда, в общем, много всего он повидал на
своем веку. Другой версии просто не было. Хотя…
– Хотя? – поторопила я.
– Допустимое предположение: кто-то сознательно заложил взрывчатку
и взорвал храм. Кстати, если такую версию принять во внимание, могу сказать:
сделано это было весьма профессионально. Храм сложился как карточный домик,
погребя под собой двадцать пять человек, а церковь по соседству практически не
пострадала. То есть занимался этим человек, в таких делах сведущий.
– Тщательно спланированное убийство? – присвистнула я.
– А мотив? Месть? Но никто из жителей сделать этого не мог,
у них ни навыков не было, ни той же самой взрывчатки.
– А охрана?
– Теоретически, конечно, возможно. Вопрос: зачем им это
понадобилось? Оттого официальная версия – об артиллерийских снарядах – кажется
мне более вероятной.
– А если солдат кто-то об этом попросил или заставил?
– Предполагать можно все, что угодно. Только сами подумайте,
какова вероятность этого? А почему, собственно, вы этим делом так
заинтересовались? – додумался спросить Волков.
– Сегодня в монастыре произошел несчастный случай. Наталья
погибла. Упала в ваш раскоп и разбила голову о каменную плиту.
– О господи! – ужаснулся Волков. – Наташа?
Невероятно. То есть я хотел сказать… даже не знаю, что я хотел сказать, –
вздохнул он. – Бедная девочка.
– Это еще не все. Кто-то написал на кресте, что стоит у
монастырской стены, цифру «25». Ведь погибших военнопленных было двадцать пять
человек, а взрыв произошел двадцать пятого?
– Да, точно.
– И деревню спешно покинули двое мужчин с фамилиями Рогожин.
А мы слышали, как в гостинице болтали, что Наташа внучка Петра Плещеева, скорее
всего одного из бывших охранников. Обстановка в деревне весьма нервная, нас уже
попросили съехать.
– Наталья – внучка Плещеева? – удивился Волков. –
Признаться, я не знал.
– А у сестер, что работают в гостинице, мужья погибли в
результате несчастных случаев, фамилия их Коноплевы.
– Значит, опять несчастный случай, – задумчиво произнес
он. – Вот что, наш офис здесь неподалеку. Идемте, я вам кое-что
покажу, – кивнул он. И мы отправились в офис. По дороге Волков стал
объяснять: – Я этими несчастными случаями давно заинтересовался, с тех самых
пор, как впервые приехал в монастырь, примерно три года назад. Не буду
вдаваться в детали, почему я вообще обратил на них внимание, скажу главное:
меня поразило обилие несчастных случаев, которые происходили вблизи
Рождествена, точнее, сначала привлекла внимание дурная слава села. Человек я
любопытный, вот и попытался разобраться.
Офис располагался на соседней улице, минут через пятнадцать
мы уже были в кабинете Волкова. Стол, компьютер на нем, два шкафа, заваленных
бумагами, и полки вдоль стены, на которых вперемешку лежали какие-то черепки,
осколки камней и прочие малопонятные исторические реликвии. Волков предложил
нам присаживаться, а сам долго копался в столе, пока не нашел зеленую папку с
завязочками.
– Вот, – положил он ее перед нами. – Город у нас
небольшой, а я человек общительный, знакомых много, есть и в милиции. Они и
помогли мне собрать кое-какие материалы.
То, что он нам показал, признаться, произвело впечатление.
За последние пятнадцать лет в окрестностях Рождествена произошло тридцать семь несчастных
случаев. Народ тонул, разбивался на машинах и прочих транспортных средствах,
людей придавливало деревьями, убивало молнией, они замерзали неподалеку от
родной деревни, падали с крыш и увязали в болоте. Изучив все это, я вздохнула
и, взглянув на Волкова, поинтересовалась:
– А что творится по соседству? Например, в вашем городе?
– Количество несчастных случае действительно велико, –
поняв мою мысль, ответил он. – Что, в общем, объяснимо. Народ здесь
пьющий, а вокруг озера, железная дорога, болота и непроходимые леса. Опять же
пятнадцать лет – срок немалый. И в среднем приходится по два с половиной
несчастных случая на год. Не так уж и много.
– Тогда в чем дело? – спросила я.
– Вы обратили внимание на повторяемость фамилий? Из тридцати
семи человек семнадцать – это Рогожины, Плещеевы и Коноплевы. И все они имеют
отношение к Рождествену. Либо жили там, либо родились.
Женька заметно поежилась и спросила:
– Ты помнишь, что сказала Маша? Они – дети убийц и отвечают
за грехи отцов. Это что ж здесь творится? Какой, на хрен, Тарантино? «Коламбия
пикчерз» отдыхает. Вот тебе, кстати, ответы на два вопроса. Первый тот, что
задала Маша: почему они своих детей отсюда отправляют, а второй – эта надпись
на кресте: «25». Двадцать пять погибших – это понятно, а может быть и
по-другому: список со знакомыми фамилиями должен увеличиться до двадцати пяти
человек.
– Подожди, опять ты со своей мистикой.
– Мистика или нет, но выходит прелюбопытно.
– Сомнений в том, что это несчастные случаи, не
возникало? – повернулась я к Волкову.
– Ни разу. По крайней мере ни одного уголовного дела
заведено не было.
Я уставилась в список, пытаясь справиться с сомнением, я
очень хотела бы найти внятное объяснение тому, что узнала. Взгляд упал на
фамилию в списке: «Петренко Илья Степанович».
– Это кто? – спросила я Волкова.
– Приезжий. Насколько я помню, рыбачил и утонул в озере.
Я посмотрела на дату гибели и протянула бумагу Женьке:
– Бьюсь об заклад, это брат нашей Кошкиной.
– Кто такая Кошкина? – удивился Волков.
Пришлось ему все рассказать.
– Она погибла в результате несчастного случая? –
переспросил он.
– От сердечного приступа. Так считают в милиции. И она дочь
того самого Петренко, который служил здесь охранником. А утонувший ее родной
брат.
– Тогда их уже не семнадцать, а девятнадцать, – покачал
головой Волков.
– Не надо быть Нострадамусом, чтобы предположить: именно эти
четверо охранников были в день гибели немцев в монастыре, – вздохнула
Женька. – Я права?
Волков кивнул:
– Я читал их объяснительные. Рогожин, Петренко, Плещеев и
Коноплев.
– Вот это да, – сказала Женька, после чего поежилась.